Жозефа бросило в дрожь, он поспешно отошел от пацана. К причалу была пришвартована баржа. Грузчики, балансируя на сходнях, выносили из нее мешки с гипсом и сваливали их рядом с распряженной повозкой, стоявшей среди груд отделочного камня. Обернувшись, Пиньо увидел рядом с неподвижным телом мальчишку. Тот смеялся над ним и крутил у виска указательным пальцем.
– Вот чудила, жмуриков никогда не видел!
«А вот тут ты ошибаешься, щенок», – подумал Жозеф и перевел взгляд на смазливую мордашку в окне капитанской рубки разгружаемого судна. Белокурые волосы, клетка, в которой разорялись попугайчики, синие ставенки – этого с лихвой хватило, чтобы ощутить в душе прилив радости.
Избавившись от мрачного видения трупа, навеянного прогулкой по берегу канала, Пиньо отправился на улицу Бога.
Дорога, на отрезке в сто метров лишенная покрытия, напоминала собой траншею. Тротуары лежали в руинах, все лавки были закрыты.
От первоначального намерения Жозеф отказался, но, прежде чем уйти, оставил на улице дощечку, по-прежнему оттопыривавшую карман.
«Здесь она хотя бы на что-нибудь сгодится!»
Теперь оставалось лишь найти кафе с телефоном, чтобы поведать Виктору об истории с фуражкой и дедуктивными умозаключениями Шодре, о походе на набережную Жавель и улицу Бога, а также о том, что на данный момент все эти демарши к успеху не привели.
– Не страшно, дорогой, – сказала Таша, поглаживая Виктора по затылку. – Я и сама не в лучшей форме.
Он заверил ее, что причиной его нынешней мужской несостоятельности стала жара, и попытался убедить в этом и себя, но легкие сомнения в душе все же остались. Неужели это отсутствие желания – признак того, что их любовь стала увядать? Легри, как его когда-то учил Кэндзи, исследовал закоулки своей памяти, воскресил самые нежные эпизоды супружеской жизни и успокоился. Все было по-прежнему. Просто его мысли отвлекала нераскрытая тайна:
«Как связать воедино песенку английских моряков, корабль под названием “Эсмеральда„и другое судно, “Комодо„?.. Может, в словах “Не забывай старого корабельного друга„скрывается какой-то тайный смысл?.. Кто такая Мария Селеста?.. И где раздобыть сведения об этом “Комодо»?„
Нет, в том, что он сегодня оказался ни на что не годен, не повинны ни зной, ни безразличие, всему виной расследования, отнимавшие у него все силы.
Что до Таша, то она, немного разочарованная, прильнула к его груди. В ее затуманенном мозгу, совершенно непрошеный, возник образ Фредерика Даглана. Она постаралась его прогнать, открыв глаза и теснее прижавшись к Виктору, но все было бесполезно. Мимолетное, но в то же время навязчивое видение напрочь отказывалось уходить. Уступив чувству вины, Таша свернулась клубочком на краю матраса.
Злясь на самого себя, Виктор встал и оделся. Если Таша от него отстранилась, значит, он ее огорчил. В эти дни близость между ними в послеобеденные часы случалась редко, и он корил себя за то, что упустил такую возможность. Когда он застегивал жилет, в голове неожиданно промелькнула мысль, устанавливающая взаимосвязь между Сен-Луи, портом, из которого вышел в море «Комодо», и Альфонсом Баллю. Виктор даже хохотнул, вспомнив слова старьевщицы, с которой когда-то водил знакомство:
«Кузен вашей консьержки мне все уши прожужжал своим сенегальским портом Сен-Луи! Альфонс Баллю – искатель приключений? Канцелярская крыса он, вот кто! Причем лоснящаяся, как винтовочный приклад, и угловатая, как план укрепленного редута!»
Немедленно повидаться с Альфонсом! Может, он что-нибудь слышал о «Комодо»? Освободившись от гнета, его тело тут же испытало внезапное влечение к Таша – свернувшейся на боку, обнаженной, розовой и нежной. Но Виктор соблазну не поддался.
– Пойду заберу у Бодуэнов Алису, а затем поведу ее в Люксембургский сад поесть мороженого.
– А мне можно с вами? – спросила Таша, не глядя на мужа.
– Нет, я тебе запрещаю, это слишком сытная еда!
Она возмущенно повернулась, схватила подушку и швырнула в него. Он поймал ее на лету и засмеялся.
– Конечно, можно, какие вопросы! Ты имеешь право на три порции мороженого со сливками в виде репараций и возмещения нанесенного ущерба! Только оденься, в противном случае мне самому придется раздеться.
Вырядиться в редингот со стоячим воротником и натянуть по самые брови берет в такую жару было настоящим подвигом. Перед тем как облачиться в несуразный наряд, привлекающий к себе внимание, Уолтер немного поколебался, но одеться легко означало подвергнуть себя большому риску и, к тому же, лишиться возможности спрятать то, в чем он так нуждался. Мэтью вполне мог обойтись без этой встречи и не выполнять, как покорная собачонка, условий, выдвинутых в подсунутой под дверь записке, но она была составлена так, что он просто не мог противиться охватившему его любопытству. Как тот, другой, умудрился его найти?
Съехав из «Отеля Трокадеро», Мэтью Уолтер сделал все, чтобы слиться с окружающей обстановкой. Тот, другой, по-видимому, за ним следил. Почему он назначил встречу в общественном месте? Решил поиздеваться? Стоя на авеню Эйлау, Уолтер любовался дворцом Трокадеро, огромным аккордеоном, построенным к Всемирной выставке 1878 года, посередине которого возвышались две квадратные башни, придающие ему сходство с огромной фабрикой. Мэтью пересек площадь и решил устроить небольшую передышку. С холма открывался грандиозный вид. На первом плане выделялись каменные джунгли, в которых бок о бок высились минареты, купола, колокольни, хижины, южные города и северные дворцы. Затем, по мере привыкания, глаза обнаруживали во всем этом хаосе определенный порядок. Между Сеной и центральным фонтаном выстроились павильоны Алжира, а по бокам от него – французская и иностранная колониальная экспозиции. В последней были представлены английские и португальские владения, голландская Индия, дальше шли Япония, Китай, Россия и Трансвааль.
Мэтью достал носовой платок и вытер с шеи пот. Мысль о том, что все козыри у него, и что тому, другому, никогда не подняться до его уровня, принесла успокоение. Если бы его попросили вспомнить все драки с его участием в тавернах портов всего мира, он быстро сбился бы со счета. Разве не он всегда выходил в них победителем? А эта лживая козявка собиралась заманить его в ловушку с помощью хитросплетенной лжи? Он, идиот, даже не понимает, с кем имеет дело.
Какой-то тщедушный тип тихонько подошел к нему и предложил пачку фривольных фото египтянок, исполняющих танец живота. Уолтер грубо его оттолкнул, немало позабавившись безразличным отношением к происходящему «блюстителя нравственности», которого можно было без труда узнать по темному костюму и котелку, а сам размеренным шагом направился в левое крыло здания, приютившее выставку товаров из Гренландии, Исландии и с Фарерских островов.
Место, которое выбрал другой, во всем соответствовало поставленной цели. Оно привлекало лишь немногих ротозеев, питающих страсть к лишайникам и изделиям из льна. Уолтеру пришлось немного подождать, пока два семейства, блуждавших среди шкур лисы, оленя и белого медведя, не ринулись к запасному выходу. Остался только один человек, задержавшийся у витрин с гагачьим пухом. Мэтью видел его только со спины. Кем он был – другим или заурядным любителем перин? В случае сомнений противника нужно было застать врасплох – этот вариант напрашивался сам по себе. Уолтер незаметно приподнял полы своего редингота, но в этот момент человек тоже двинулся к выходу. Мэтью сделал вид, что разглядывает шкуру тюленя и китовый ус. Упитанный служитель Выставки, с усиками щеточкой, ушел, даже не подозревая, что только в самый последний момент разминулся со смертью.