Бык вырвался вперед, но силы таяли, а огонь, из которого он черпал энергию, стал превращаться в тлеющие угольки. Лодыжки сводило судорогой, пальцы ног молили о пощаде. Он развернулся и побежал в обратном направлении, преследуя единственную цель: заманить преследователя в зрительный зал.

Готовый в любую минуту рухнуть без чувств, бык внезапно остановился. Доспехи самурая мешали ему и сковывали движения. Он услышал топот погони, глотнул воздуха, продолжил свою неистовую гонку и скрылся в черном зеве театра.

Затем присел на корточки. Кто это дышит? Он сам? Виктор? Или, может, незнакомец?

В спину что-то с силой ударило. Мышцы непроизвольно сократились, его бросило вперед, он растянулся на полу. Щека уткнулась в шершавый ковер, он метнулся в сторону, изо всех сил стараясь избежать мучительного столкновения. Правая рука поднялась к бедру и ощупала бок. Из сегмента бамбуковых доспехов торчал острый, твердый предмет. Он не был уверен, что именно эта находка причиняет ему страдания, но боль усилилась, очаг ее переместился к лопаткам. На несколько мгновений у него закружилась голова.

Тело больше не слушалось. Его схватили за ноги и поволокли. По пути он заметил вереницу вешалок с висящими на них костюмами. Как отразить это нападение?

«Энергия отчаяния», – повторял в душе явившийся из прошлого голос. Тот самый голос, который много-много лет назад читал в Лондоне сказки маленькому мальчику по имени Виктор, с трепетом жаждущему узнать, как герой ускользнет от дракона, готового испепелить его своим обжигающим дыханием. Он собрал остатки сил, сосредоточил их в руках и схватил кусок ткани – длинную широкую полоску шелка. Пальцы впились в спасительную материю. Не обращая внимания на острую боль, вызванную резким движением, он выпрямился, молниеносно свернул ткань в жгут, зажал концы в руках и наугад набросил на шею противника. Затем стал с силой тянуть, не ослабляя хватки. Незнакомец пошатнулся и выпустил из рук лук, пытаясь освободиться. Кэндзи повалил его, прижал к полу и еще сильнее надавил на горло. Их губы почти касались друг друга, дыхание слилось воедино, но в объятиях этих двух людей нежности не было и в помине, каждый из них преследовал одну цель – заставить другого сдаться.

Кэндзи владел искусством оглушать противника, не убивая его. Эмабль Курсон, вместо того чтобы умереть, всего лишь лишился чувств. Когда его связали и заткнули кляпом рот, Кэндзи, опираясь на его лук, опустился на колени рядом с Виктором, чтобы осмотреть рану. Затем уверенным жестом выдернул стрелу.

– Мне очень жаль, но рана поверхностная, вам повезло, – проворчал он. – Болит?

– Самую малость, – ответил Виктор, скривившись. – А вы что, стали вдруг сентиментальным?

– Нет, подобного за мной никогда не водилось.

Кэндзи встал и исчез за вешалками.

Появление Жозефа, массировавшего затылок, было ознаменовано скрипом подошв и недовольным брюзжанием.

– Вот мерзавец, он застал нас врасплох и уложил на месте, когда до театра оставалось всего несколько шагов. Но у вас кровь!

– Где Ихиро? – спросил Виктор.

– Только что я видел его у входа, – согнувшись над Кэндзи, он вытаскивал из его доспехов какой-то штырь.

К ним, прихрамывая и опираясь на Ихиро, который и сам едва стоял на ногах, вновь подошел Кэндзи.

– Этот штырь называется стрелой, Жозеф, – изрек он. – К счастью, бамбуковые латы меня защитили, и она, надеюсь, нанесла лишь легкую царапину. Ждите здесь, я пойду за подмогой.

Он снял доспехи и бросил Жозефу японский пояс оби.

– Прижмите к ране, а если он потеряет сознание, не вздумайте последовать его примеру, – приказал он.

Перед тем как уйти, Кэндзи убедился, что Курсон ничем не может им навредить. Вытянувшись на полу, тот приходил в себя и извивался, как уж, пытаясь избавиться от пут. Кэндзи затянул их еще сильнее. Из кармана Эмабля выпал какой-то разноцветный предмет и покатился по ступеням. Это было йо-йо.

Глава двадцать вторая
Четверг, 9 августа

Комиссар Вальми впервые надел светло-бежевый хлопковый костюм и теперь боялся, как бы не посадить на него пятно – стараниями животного, растения или человека. Так что когда он увидел Кошку, которую его брюки, лишенные даже намека на ворс, влекли к себе, как Эльдорадо, он из страха, что она начнет тереться о его ногу, запрыгнул на табурет. И тут же столкнулся с новой опасностью в виде пара, поднимавшегося над кастрюлей с компотом из персиков, с которого Алиса, забравшаяся на другой табурет, буквально не сводила глаз.

Виктор, прихрамывая и опираясь на трость, поспешил увести ее из кухни, где их – Таша, дочь и его самого – застал врасплох этот неожиданный визит.

– Пойдемте в мастерскую, там будет спокойнее, – предложил он, запихивая в рот на ходу корочку хлеба и несколько кружочков колбасы.

– Мадам, мое почтение, – произнес комиссар, которому только того и надо было.

Таша облегченно вздохнула. В компании этого маньяка, облеченного должностными полномочиями, она чувствовала себя неуютно.

– Ничего не поделаешь, барышни, надо полагать, что в этом случае вы обескураживаете представителей сильного пола! – заявила она дочери и Кошке.

Когда они пересекли двор, Виктор покопался в куче сваленных у стены холстов, извлек на свет божий бутылку коньяка и поставил на круглый столик на одной ножке два бокала.

– Глоток горячительного поможет вам успокоиться, комиссар. С вашей стороны было очень любезно приехать ко мне, зная, что мне трудно ходить! Ну что? Распутали клубок?

– Если бы вы с самого начала внесли ясность в сложившуюся ситуацию, мы бы не допустили сразу нескольких убийств. Но годы идут, а вы ничуть не меняетесь, воображая себя Всемогущим Господом, способным выпутаться даже из самого затруднительного положения. Да, он во всем признался, исповедовался письменно, потому как с устной речью у него временные трудности. Господин Мори несколько переусердствовал. Хотите услышать его версию произошедшего?

– С удовольствием, комиссар.

Вальми достал несколько листков бумаги из рыжей кожаной папки, не удержавшись от удовольствия провести по ней ладонью, чтобы навести блеск.

– Протокольные фразы я опущу.

Он поудобнее устроился в плетеном кресле, презрев наполненный Виктором бокал, и погрузился в чтение бумаг.

Меня зовут Раймон Лакуто. Я родился во Флориде. Родители мои были французами. Стрелять из лука научился еще в детстве. Моим наставником был индеец из племени семинолов, он научил меня охотиться на экзотических птиц. В 1880 году я познакомился с художником-анималистом Робером Туреттом, специализировавшимся на птицах. Он стал покупать у меня перья самца цапли, за которыми все гоняются, чтобы использовать для украшения дамских шляп. Мы стали работать сообща. Я поставлял товар, он его сбывал. В 1885 году я отправился в Сенегал и купил там плантацию ценных пород дерева. На самом деле это было лишь прикрытие для контрабандных поставок птиц.