– Не говорить слово «дерьмо»? – Он убирает мою руку.
– Не говори слово «черт» и слово «дерьмо». – Вот поэтому мне и не стоит общаться с детьми.
– Я знаю, что это плохие слова, – говорит он, и я киваю.
– Вот и не повторяй их, – напоминаю я.
– Так кто она тебе, если не жена?
Боже, этот маленький уродец жутко любопытен!
– Она моя девушка. – Не надо мне было вообще пытаться разговорить его.
Он складывает ладони вместе и смотрит на меня, будто крошечный священник или что-то вроде того.
– Ты хочешь, чтобы она стала твоей женой?
– Нет, я не хочу, чтобы она стала моей женой, – медленно, но отчетливо произношу я, чтобы он наконец расслышал и понял меня.
– Никогда?
– Никогда.
– А у вас есть ребенок?
– Нет! Ни за что! Откуда ты берешь все эти вопросы? – Просто слыша их от него, я уже выхожу из себя.
– Почему… – начинает он, но я его перебиваю.
– Хватит задавать столько вопросов, – ворчу я, и он кивает, а потом забирает у меня пульт и начинает щелкать каналами.
Тесса не заглядывала к нам уже несколько минут, так что я решаю пойти на кухню и посмотреть, скоро ли все будет готово.
– Тесс… ты скоро? А то он слишком много болтает, – жалуюсь я, хватая кусочек брокколи из блюда, которое она готовит.
Она терпеть не может, когда я так делаю, но сейчас у нас в гостиной сидит пятилетний ребенок, и я точно могу съесть эту чертову брокколи.
– Да, еще пару минут, – отвечает она, не оборачиваясь.
Ее голос звучит странно – что-то явно не так.
– Все в порядке? – спрашиваю я, когда она поворачивается ко мне с влажными глазами.
– Да, нормально. Это все лук. – Она пожимает плечами и открывает кран, чтобы сполоснуть руки.
– Не переживай… он обязательно поболтает с тобой. Разогрев прошел удачно, – уверяю я.
– Да, я знаю. Дело в не этом… это просто лук, – повторяет она.
Хардин
Маленький уродец молчит и лишь кивает в ответ, когда Тесса спрашивает у него:
– Вкусная курица, Смит?
– Очень вкусно! – с энтузиазмом отвечаю я, чтобы она не так сильно расстраивалась из-за того, что ребенок по-прежнему не хочет с ней разговаривать.
Она с благодарностью улыбается, но не смотрит мне в глаза. Доедаем мы молча.
Когда Тесса начинает убирать на кухне, я возвращаюсь в гостиную и слышу позади топот маленьких ножек.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашиваю я и плюхаюсь на диван.
– Нет. – Он пожимает плечами, переключая свое внимание на телевизор.
– Ладно… – По телевизору сегодня вообще ничего интересного.
– Мой папа умрет? – вдруг тихо спрашивает он.
Я поворачиваюсь к нему.
– Что?
– Мой папа, он умрет? – спрашивает Смит, хотя вид у него вовсе не встревоженный.
– Нет, ему просто плохо, он отравился, или что-то вроде того.
– Моей маме тоже было плохо, а потом она умерла, – говорит он, и его голос слегка подрагивает.
Он все же беспокоится, и от этой мысли мне будто сдавливает горло.
– Ну… да. Но это другое. – Бедный мальчишка.
– Почему?
Боже, сколько же вопросов он задает! Я хочу позвать Тесс, но что-то в его взволнованном выражении лица останавливает меня. Он даже не хочет с ней разговаривать, так что вряд ли обрадуется, если она сейчас сюда придет.
– Твой папа просто немного приболел… а мама болела очень сильно. С ним все будет в порядке.
– Ты мне врешь?
Он разговаривает почти как взрослый, и именно так всегда разговаривал в детстве я. Видимо, такое всегда случается, когда тебе приходится слишком быстро взрослеть.
– Нет, если бы твой папа серьезно заболел, я бы сказал тебе, – искренне говорю я.
– Точно?
Его глаза блестят, и меня пугает мысль о том, что он может заплакать. Я понятия не имею, какого хрена мне делать, если он расплачется прямо сейчас. Бежать. Я бы убежал в другую комнату и спрятался за Тессой.
– Ага. А теперь давай поговорим о чем-нибудь менее депрессивном.
– Что такое депрессивный?
– Это значит грустный и хреновый.
– Плохое слово, – возмущается он.
– Мне можно, потому что я взрослый.
– Это все равно плохое слово.
– Ты и сам их повторял. Я могу настучать твоему папе, что ты ругаешься, – грожу ему я.
– А я настучу твоей симпатичной девушке, – быстро находится он, и я не могу не рассмеяться в ответ.
– Ладно-ладно, ты победил, – говорю я и показываю ему, чтобы держал рот на замке.
Тесса выглядывает из кухни.
– Смит, хочешь побыть тут со мной?
Смит смотрит на нее, потом снова на меня и отвечает:
– Можно я останусь с Хардином?
– Я не… – пытается возразить она, но я перебиваю:
– Все в порядке. – И со вздохом отдаю мальчишке пульт от телевизора.
Тесса
Я вижу, как Смит устраивается на диване, придвигаясь поближе к Хардину. Тот смотрит на него с опаской, но ничего не говорит и не прогоняет его. Забавно, что Смиту так понравился Хардин, когда Хардин практически ненавидит детей. Хотя Смит так похож на джентльмена из сельской местности, который будто сошел со страниц романов Остин, что вряд ли его можно отнести к этой категории.
«Никогда», – сказал он Смиту, когда мальчик спросил, собирается ли Хардин на мне жениться.
Никогда. Он даже не представляет наше совместное будущее. Где-то глубоко внутри я это понимала, но мне все равно больно слышать от него эти слова, сказанные таким равнодушным и уверенным тоном, будто это все какая-то шутка. Он мог бы выразиться не так прямо, хоть немного смягчив удар.
Я не хочу выходить замуж сейчас или даже в ближайшие несколько лет. Боль причиняет мысль о том, что он вообще не рассматривает эту возможность. Он говорит, что хочет всегда быть со мной, но не хочет, чтобы мы когда-нибудь поженились? Мы так и будем всю жизнь оставаться «парнем и девушкой»? Согласна ли я никогда не заводить детей? Будет ли он любить меня настолько, что я откажусь от всего этого, несмотря на то что представляла свое будущее совсем другим?
Я действительно не знаю, и от всего этого у меня кружится голова. Я не хочу сейчас заморачиваться размышлениями о будущем: мне всего девятнадцать. У нас все наладилось, и я не хочу это портить.