– Иди сюда, прошу тебя, – просит она.
Вдруг открывается дверь, и в комнату заходят несколько мужчин. Только не это!
– Вот она, – говорит низкий, тот самый, который каждую ночь является мне в кошмарах.
– Хардин? – Тесса начинает плакать.
– Не подходите к ней, – предупреждаю я, когда они приближаются.
Кажется, они меня не слышат.
Они срывают с нее рубашку и бросают на пол. Грязные руки скользят по ее бедрам, и она зовет меня.
– Пожалуйста… Хардин, помоги мне!
Она смотрит на меня, но я застываю. Я не могу сдвинуться и не могу помочь ей. Мне приходится смотреть, как они избивают и насилуют ее. Она лежит вся в крови и не издает ни звука.
Мама меня не разбудила, никто не разбудил. Я должен был выдержать это, выдержать все, и когда я проснулся, реальный мир оказался еще хуже, чем мой кошмар.
Сегодня девятый день.
– Ты слышал, что Кристиан Вэнс переезжает в Сиэтл? – спрашивает мама, а я копаюсь ложкой в миске с хлопьями.
– Ага.
– Здорово, правда? Новый отдел в Сиэтле.
– Думаю, да.
– В воскресенье он устраивает ужин. Он думал, что ты придешь.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я ее.
– Он мне сказал, мы с ним иногда общаемся. – Она отводит взгляд и наливает себе еще кофе.
– Почему?
– Потому что можем – давай ешь свои хлопья.
Она говорит со мной сердито, как с маленьким ребенком, но у меня нет сил, чтобы придумать какой-нибудь остроумный ответ.
– Я не хочу идти, – говорю я и через силу подношу ложку ко рту.
– Ты теперь нескоро его увидишь.
– И что? Я и так нечасто с ним вижусь.
Она смотрит на меня так, словно хочет сказать что-то еще, но молчит.
– У тебя есть аспирин? – спрашиваю я, и она кивает и уходит за лекарством.
Я не хочу идти на долбаную вечеринку в честь того, что Кристиан и Кимберли уезжают в Сиэтл. Мне надоели разговоры об этом Сиэтле, и я знаю, что Тесса тоже придет к ним. Мысль о встрече с ней отдает такой болью, что я едва не падаю со стула. Я должен держаться от нее подальше, я обязан сделать это ради нее. Если я смогу остаться здесь еще на несколько дней или, может, недель, мы оба сумеем двигаться дальше. Она найдет кого-нибудь вроде жениха Натали, кого-нибудь, кто ее достоин.
– Я все равно думаю, что тебе стоит пойти, – повторяет мама, когда я глотаю аспирин, хотя знаю, что таблетки не помогут.
– Я не могу туда пойти, мам… даже если бы захотел. Мне пришлось бы уехать отсюда уже завтра утром, но я не готов уезжать.
– В смысле, ты не готов столкнуться с тем, что там осталось? – говорит она.
Я не могу больше сдерживаться. Я закрываю лицо руками, и боль наполняет меня, я тону в ней. Я радуюсь этой боли и надеюсь, что она меня убьет.
– Хардин…
Голос мамы кажется тихим и успокаивающим. Она обнимает меня, и все мое тело содрогается от рыданий.
Тесса
Когда Карен уезжает, чтобы отвезти Лэндона в аэропорт, я сразу это чувствую. Я чувствую, как меня наполняет одиночество, но я должна игнорировать его. Должна. Мне хорошо и одной. Постоянное бурчание в животе напоминает, как я голодна, и я спускаюсь на кухню.
Кен стоит у стола и срывает обертку с кекса, покрытого голубоватой глазурью.
– Доброе утро, Тесса. – Он улыбается, откусывая кекс. – Присоединяйся.
Моя бабушка всегда повторяла, что кексы – это пища для души. Если что мне сейчас и нужно, так это что-нибудь для души.
– Спасибо, – улыбаюсь я и слизываю глазурь со своего кекса.
– Это Карен надо благодарить, а не меня.
– Обязательно поблагодарю.
На вкус кекс просто прекрасен. Может, все дело в том, что за последние девять дней я почти ничего не ела, а может, они действительно полезны для души. В любом случае я съедаю свой за две минуты, даже быстрее.
Но когда удовольствие от лакомства забывается, я чувствую, что боль никуда не подевалась, она неизменна, как биение сердца. Но она уже не переполняет меня, не тащит в пропасть.
– Тебе станет легче, и ты обязательно найдешь человека, который сможет любить не только себя. – Слова Кена меня удивляют.
От внезапного перехода к другой теме внутри у меня все начинает трястись. Я не хочу к этому возвращаться, я хочу двигаться дальше.
– Я ужасно обращался с мамой Хардина. Я знаю это. Я пропадал по несколько дней подряд, я врал, я напивался до такой степени, что не мог мыслить разумно. Если бы не Кристиан, не знаю, смогли бы Триш и Хардин со всем этим справиться…
Услышав это, вспоминаю, как была зла на Кена, когда узнала причину кошмаров Хардина. Я помню, как хотела влепить ему пощечину за то, что он причинил своему сыну такую боль, и теперь, когда он поднимает эту тему, я чувствую, как мой гнев снова просыпается. Я сжимаю кулаки.
– Я никогда не смогу изменить прошлое, как бы мне этого ни хотелось. Я был недостоин ее, и я это понимал. Она была слишком хороша для меня, и это я тоже понимал. Как и все остальные. Теперь у нее есть Майк, который будет обращаться с ней так, как она того заслуживает. И ты найдешь своего Майка, я уверен, – говорит он, глядя на меня по-отечески нежно. – Надеюсь, и моему сыну повезет найти свою Карен, когда он повзрослеет и перестанет разбивать все и вся на своем пути.
При упоминании о Хардине и его будущей «Карен» я нервно сглатываю и отвожу глаза. Я не хочу представлять Хардина ни с кем другим. Прошло слишком мало времени. Хотя я правда желаю для него только хорошего, и я бы не хотела, чтобы он всю жизнь провел в одиночестве. Просто надеюсь, что он найдет ту, которую будет любить так же, как Кен любит Карен, чтобы у него появился шанс полюбить кого-то сильнее, чем он любит меня.
– Я тоже на это надеюсь, – наконец соглашаюсь я.
– Мне очень жаль, что он до сих пор не связался с тобой, – тихо говорит Кен.
– Ничего… Я уже несколько дней как перестала ждать.
– Что ж, – вздохнул он, – мне пора наверх, в кабинет. Надо сделать пару звонков.
Я рада, что он нашел причину уйти прежде, чем эта беседа зашла бы слишком далеко. Я не хочу больше говорить о Хардине.
Я останавливаюсь у дома, где живет Зед. Он ждет снаружи, за ухом у него сигарета.
– Ты куришь? – спрашиваю я, сморщив нос.
Он залезает в мою маленькую машину и с озадаченным видом отвечает:
– А, да. Ну, время от времени. Ты ведь видела, как я курю, на той вечеринке в общежитии, забыла? – Он вытаскивает сигарету из-за уха и улыбается. – Нашел у себя в комнате.