Я слегка смеюсь в ответ.
– Ну, после пив-понга и скандала с Хардином я как-то и забыла, что видела тебя с сигаретой. – Я улыбаюсь, но потом вдруг кое-что понимаю. – Погоди, ты не просто собираешься покурить – ты собираешься выкурить начатую сигарету?
– Похоже на то. Плохо относишься к ним?
– Да. Но если кто-то курит, я не против. Конечно, только в не в моей машине, – говорю я.
Он тянется рукой к двери, кнопкой опускает стекло, а затем выбрасывает сигарету.
– Тогда не буду курить. – Он улыбается и закрывает окно.
Хотя я с презрением отношусь к этой вредной привычке, должна признать, что сигарета дополняла его стильный образ – торчащие вверх волосы, темные очки, кожаная куртка.
Хардин
– Держи, – говорит мама, заходя в мою старую спальню.
Она подает мне небольшую фарфоровую чашку с блюдцем, и я приподнимаюсь в кровати.
– Что это? – хриплым голосом спрашиваю я.
– Горячее молоко с медом. – Я делаю глоток. – Помнишь, я всегда давала его тебе в детстве, когда ты болел?
– Ага.
– Она тебя простит, Хардин, – говорит мама, и я закрываю глаза.
С рыданиями наконец покончено, зато появилась тошнота, а за ней – какое-то оцепенение. Все, что я чувствую, – это оцепенение.
– Вряд ли…
– Простит. Я видела, как она на тебя смотрит. Она прощала тебе и более серьезные проступки, не забыл? – Она убирает со лба мои спутанные волосы, и я, как ни странно, ее не останавливаю.
– Знаю, но на этот раз все по-другому, мам. Я разрушил все, что мы с ней так долго создавали.
– Она любит тебя.
– Я больше не могу, просто не могу. Я не могу быть таким, каким она хочет меня видеть. Я всегда все порчу. Я такой и всегда останусь таким – парнем, из-за которого все катится к чертям.
– Это неправда, и я уверена, что ты именно тот, кто ей нужен.
Чашка трясется в моих руках, я едва ее не роняю.
– Я понимаю, что ты просто пытаешься помочь, но, прошу тебя, мам… не надо.
– Так что? Ты просто отпустишь ее и будешь жить дальше?
Я ставлю чашку на столик у кровати и, вздохнув, отвечаю:
– Нет, я не смогу жить дальше, даже если бы захотел, но она должна это сделать. Я обязан отпустить ее, прежде чем причиню ей еще больше боли.
Я должен дать ей шанс на счастливое будущее, как у Натали. Шанс быть счастливой… после всего, что я натворил. Счастливой с кем-нибудь вроде Элайджи.
– Ладно, Хардин. Не знаю, как еще убедить тебя сделать первый шаг и извиниться, – резко говорит она.
– Уходи. Прошу тебя.
– Я уйду. Но только потому, что верю: ты примешь верное решение и будешь бороться за нее.
Как только она выходит и закрывает за собой дверь, чашка и блюдце летят в стену и разбиваются на мелкие кусочки.
Тесса
После обеда в маленьком, ничем не примечательном торговом центре мы едем назад к Зеду. Когда мы проезжаем мимо кампуса, я наконец набираюсь смелости задать вопрос, который меня давно волнует:
– Зед, как все получилось бы, если бы выиграл ты? Что думаешь?
Я явно застала его врасплох. Однако он на мгновение опускает глаза и быстро находится:
– Не знаю. Я много об этом думал.
– Правда? – Я смотрю на него и ловлю взгляд его карамельно-карих глаз.
– Конечно.
– И к чему ты в итоге пришел? – Я убираю волосы за ухо и жду его ответа.
– Ну… я уверен, что рассказал бы тебе обо всем до того, как это зашло так далеко. Я всегда хотел сказать тебе. Каждый раз, когда я видел вас вместе, я хотел, чтобы тебе все стало известно. – Он нервно сглатывает. – Ты должна это знать.
– Я и так знаю, – едва не шепотом отвечаю я, и он продолжает:
– Мне хотелось бы думать, что ты могла меня простить, расскажи я тебе обо всем раньше, и я приглашал бы тебя на свидания, настоящие свидания, в кино или все такое, и это было бы здорово. Ты улыбалась бы и смеялась, а я не стал бы злоупотреблять твоим доверием. И я представляю, что со временем ты влюбилась бы в меня, как ты влюбилась в него, и в свое время мы дошли бы до… и я никому не стал бы об этом рассказывать. Я ни с кем не поделился бы никакими подробностями. Черт, да я бы даже перестал общаться с этой компанией, потому что хотел бы проводить с тобой каждую секунду, слышать, как ты смеешься, когда тебя что-то действительно веселит… Это другой смех, не похожий на обычный. По нему я бы понял, сумел ли я на самом деле рассмешить тебя или ты смеешься лишь из вежливости.
Он улыбается, и мое сердце начинает бешено стучать.
– Я бы ценил тебя и не стал бы тебе лгать. Я не стал бы насмехаться над тобой в кругу друзей или обзывать тебя. Меня не волновало бы, что обо мне подумают другие, и… и… думаю, мы могли бы быть счастливы. Ты могла бы быть счастлива – всегда, а не время от времени. Я иногда думаю…
Схватив Зеда за воротник куртки, я перебиваю его и прижимаюсь к нему губами.
Тесса
Зед касается моей щеки, отчего по затылку у меня бегут мурашки, и тянет мою руку к своей щеке. Двигаясь ближе к нему, я бьюсь коленом о руль и мысленно ругаю себя за то, что едва не испортила момент. Но Зед, похоже, ничего не заметил: он обнимает меня и притягивает к себе, заставляя покраснеть. Я обвиваю руками его шею, и наши губы снова соприкасаются.
Его поцелуи кажутся мне чуждыми – с Хардином все совсем по-другому. Зед не проводит по моему языку своим, не прикусывает мою нижнюю губу.
Прекрати это, Тесса! Остановись. Ты должна перестать думать о Хардине. Он сейчас наверняка развлекается в постели с какой-нибудь девчонкой, может, даже с Молли. Боже, если он с Молли…
Я знаю, что он прав, – с ним мне было бы намного лучше. Я этого заслуживаю. Я заслуживаю счастья. Я достаточно страдала и вытерпела от Хардина столько ужасного, а он даже не пытался поговорить со мной об этом. Только слабый человек поспешит вернуться к тому, кто неоднократно втаптывал его в грязь. Я не могу быть слабой, я должна найти силы, чтобы жить дальше. Или хотя бы попытаться.
За все девять дней я не чувствовала себя так хорошо, как сейчас, в это мгновение. Вроде бы девять дней – это немного, но только если вы не проводите каждую мучительную секунду в ожидании того, чего не случится. В объятиях Зеда я наконец могу глубоко вздохнуть. Я могу увидеть свет в конце туннеля.
Зед всегда был так добр ко мне, всегда был рядом. Лучше бы я влюбилась в него, а не в Хардина.