Голос был грубым, акцент резким, и никто не удивился, узнав Ганимара. Только ему можно было простить столь непочтительную манеру изъясняться.
– Э, да это вы, Ганимар! – воскликнул господин Дюдуа. – А я вас не заметил.
– Я здесь уже два часа.
– Неужели вы интересуетесь еще чем-то, кроме билета 514 серии 23, дела улицы Клапейрон, Белокурой дамы и Арсена Люпена?
– Ха-ха-ха! – засмеялся старый инспектор. – Я бы не стал утверждать, что Люпен не причастен к делу, которое нас интересует… Но оставим эту историю с лотерейным билетом до следующего распоряжения и подумаем, что случилось сейчас.
* * *
Ганимар не относился к полицейским большого масштаба, расследования которых стали образцовыми и чье имя останется в судебных анналах. Ему недоставало озарений, посещающих людей, подобных Дюпену, Лекоку и Херлоку Шолмсу. Но он обладал отличными рядовыми качествами – наблюдательностью, проницательностью, упорством и даже интуицией. Его заслугой было умение работать совершенно независимо. Ничто, если только это не гипнотическое воздействие Арсена Люпена, не выводило Ганимара из равновесия и не влияло на него.
Как бы то ни было, этим утром он сыграл свою роль не без блеска, и его работу мог бы по достоинству оценить любой судья.
– Прежде всего, – начал он, – я попрошу господина Шарля припомнить следующее: находились ли предметы, которые он видел в первый раз опрокинутыми или сдвинутыми, на своих обычных местах, когда он вошел снова?
– На обычных местах.
– Итак, очевидно, что их мог расставить только тот человек, для которого место каждого из предметов привычно.
Это замечание ошеломило присутствующих. Ганимар продолжил:
– Следующий вопрос, мсье Шарль. Вас разбудил звонок… Как по-вашему, кто вас вызывал?
– Черт возьми, конечно же, господин барон!
– Хорошо, но в какой момент он мог позвонить?
– После драки… умирая.
– Невозможно, потому что вы нашли его лежащим бездыханным на месте, удаленном от кнопки звонка более чем на четыре метра.
– Ну, тогда он позвонил во время борьбы.
– Невозможно, потому что звонок, как вы сказали, был ровным, непрерывным и длился семь-восемь секунд. Полагаете ли вы, что нападавший дал ему возможность так долго звонить?
– Тогда это случилось раньше, в момент нападения.
– Невозможно. Вы сказали, что между звонком и моментом, когда вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Если бы барон позвонил раньше, то борьба, убийство, агония и бегство должны были бы произойти в этот короткий промежуток, равный трем минутам. Повторяю: это невозможно.
– Но ведь, – сказал следователь, – кто-то позвонил. Если это не был барон, то кто?
– Убийца.
– Зачем?
– Его цель мне неизвестна. Но этот факт доказывает, что он должен был знать о звонке, проведенном в комнату слуги. А кто мог знать об этой детали, если не человек, живший в доме?
Круг подозреваемых сужался. Несколькими быстрыми, четкими, логичными фразами Ганимар расставил все по местам, и мысль старого инспектора стала ясна. И заключение следователя было совершенно естественным:
– Короче говоря, вы подозреваете Антуанетту Бреа.
– Я не подозреваю ее, я ее обвиняю.
– Вы обвиняете ее в соучастии?
– Я обвиняю ее в убийстве генерала барона д’Отрека.
– Да что вы! А где доказательства?
– Клок волос, который я обнаружил в правой руке жертвы. Волосы были прямо вдавлены в кожу ногтями.
И он показал эти волосы: они были ярко-белыми и сверкающими, словно золотые нити.
Шарль прошептал:
– Это действительно волосы мадемуазель Антуанетты. Не может быть никакой ошибки. – И добавил: – Да, и еще… Еще кое-что. Я уверен, что нож… тот, которого я не увидел во второй раз… принадлежал ей, она пользовалась им для разрезания страниц.
Тишина была долгой и мучительной, как если бы преступление становилось еще ужаснее оттого, что было совершено женщиной. Следователь задумался.
– Допустим, до получения доказательств того, что барон был убит именно Антуанеттой Бреа, придется еще объяснить, каким путем она, совершив преступление, могла сбежать и вернуться после ухода господина Шарля, а затем снова выйти перед приездом комиссара. У вас есть версия на сей счет, господин Ганимар?
– Нет.
– Так как же тогда?
Вид у Ганимара был смущенный. Наконец не без видимого усилия он произнес:
– Единственное, что я могу сказать: я вижу тут тот же способ, что и в деле с билетом номер 514 серии 23. Тот же феномен, который можно назвать «способность исчезать». Антуанетта Бреа появляется и исчезает из этого особняка так же таинственно, как и Арсен Люпен проник к мэтру Дэтинану и исчез оттуда вместе с Белокурой дамой.
– Что это значит?
– Это значит, что я не могу не задумываться об этих двух совпадениях, по крайней мере странных: Антуанетта Бреа была нанята сестрой Августой двенадцать дней назад, то есть на следующий день после того, как Белокурая дама ускользнула из моих рук. Кроме того, волосы ее точно такого же яркого цвета, металлического оттенка с золотистым блеском, как и волосы, найденные нами здесь.
– Получается, Антуанетта Бреа…
– Не кто иная, как Белокурая дама.
– Следовательно, оба дела провернул Люпен?
– Думаю, что да.
Раздался взрыв смеха. Это хохотал шеф сыскной полиции.
– Люпен! Всюду Люпен! Люпен замешан во всем, Люпен везде!
– Он там, где он есть, – по слогам произнес обиженный Ганимар.
– Нужно еще, чтобы у него были причины где-то находиться, – заметил господин Дюдуа, – в данном случае причины кажутся мне непонятными. Секретер не был взломан, портмоне не украли. Даже золото осталось на столе.
– Да, – вскричал Ганимар, – но как же знаменитый бриллиант?
– Какой бриллиант?
– Голубой бриллиант! Знаменитый бриллиант, украшавший корону французских королей, переданный герцогом д’А… Леониду Л… а после смерти Леонида Л… перекупленный бароном д’Отреком в память о великолепной актрисе, которую он любил без памяти. Это одна из тех историй, которые старые парижане вроде меня не могут забыть.
– Выходит, – сказал следователь, – если голубой бриллиант не отыщется, то этим все объясняется. Но где искать?
– На пальце господина барона, – ответил Шарль. – Он не снимал голубого бриллианта со своей правой руки.
– Я смотрю на эту руку, – заявил Ганимар, приближаясь к жертве, – и, как вы можете убедиться, на ней всего лишь простой золотой перстень.