– Да, наверное, это их мы слышали, – сказал Вилсон. – Может, они собираются наблюдать за оградой.
Второй раз свист прозвучал тише.
– Не понимаю, не понимаю, – раздраженно сказал Шолмс.
– И я тоже, – признался Вилсон.
Шолмс повернул ключ в замке, отодвинул засов и тихонько толкнул створку двери.
Третий свист, на этот раз более громкий и с другой модуляцией. Шум над их головами усилился.
– Я бы сказал, что это на террасе будуара, – прошептал Шолмс.
Он просунул голову в приоткрытую дверь, но сразу же отпрыгнул назад. Вилсон выглянул. Совсем рядом с ними кто-то приставлял к стене лестницу у балкона террасы.
– Дьявол, – прошептал Шолмс, – в будуаре кто-то есть! Вот откуда шум. Скорее убираем лестницу.
Но в этот момент неизвестный соскользнул вниз, лестницу убрали, и человек, прихвативший ее, побежал к ограде, где его поджидали сообщники. Шолмс и Вилсон рванулись следом и догнали человека, когда тот приставлял лестницу к ограде. Из-за ограды раздались два выстрела.
– Вы ранены? – закричал Шолмс.
– Нет, – ответил Вилсон.
Он схватил человека и попытался остановить его. Но тот развернулся и, удерживая преследователя одной рукой, другой нанес удар ножом ему прямо в грудь. Вилсон вскрикнул, пошатнулся и упал.
– Проклятие, – прорычал Шолмс, – если его убили, и я убью!
Он уложил Вилсона на лужайке и ринулся к лестнице. Но было поздно: неизвестный уже перелез через ограду к сообщникам, и все они скрылись в чаще.
– Вилсон, Вилсон, ну же, ничего страшного… Простая царапина.
Двери особняка распахнулись. Появился господин д’Эмблеваль, за ним слуги со свечами в руках.
– Что? Что случилось, – закричал барон, – господин Вилсон ранен?
– Ничего, обычная царапина, – повторил Шолмс, пытаясь обмануть себя.
Кровь текла ручьем, лицо Вилсона было мертвенно-бледным. Двадцатью минутами позже доктор констатировал, что острие ножа прошло в четырех миллиметрах от сердца.
– В четырех миллиметрах от сердца! Этому Вилсону всегда везло, – констатировал Шолмс.
– Повезло, повезло, – повторил доктор.
– Черт возьми! Благодаря крепкой конституции он еще хорошо отделался…
– Шесть недель постельного режима и два месяца на выздоровление.
– Не больше?
– Нет, если не будет осложнений.
– А почему, черт подери, вы думаете, что возможны осложнения?
Полностью успокоившись, Шолмс пошел в будуар к барону. На этот раз таинственный посетитель уже не был так скромен. Он совершенно беспардонно прихватил табакерку, украшенную бриллиантами, колье с опалами, а также все, что могло уместиться в карманах настоящего налетчика.
Окно было открыто, одно из стекол аккуратно вырезано. Общий осмотр на рассвете показал, что лестницу позаимствовали из ремонтирующегося дома, откуда и пришел взломщик.
– Короче говоря, – сказал господин д’Эмблеваль не без иронии, – это точное воспроизведение кражи еврейской лампы.
– Да, если мы согласимся с первым вариантом, принятым полицией.
– Так вы не согласны с этим? Вторая кража не заставила вас изменить мнение о первой?
– Нет, мсье.
– Невероятно! У вас есть несомненное доказательство того, что нападение, происшедшее сегодня ночью, было совершено кем-то извне, а вы продолжаете настаивать, что еврейская лампа была похищена кем-то из нашего окружения?
– Кем-то, кто живет в вашем особняке.
– Да объясните же!
– Я ничего не объясняю, мсье, я констатирую два факта, связанных между собой лишь формально, я рассматриваю их по отдельности и ищу связующее их звено.
Его убежденность казалась настолько серьезной, а действия выглядели настолько обоснованными, что барон согласился:
– Хорошо. Сообщим комиссару…
– Ни в коем случае, – тут же воскликнул англичанин, – ни в коем случае! Я обращусь к этим людям только тогда, когда возникнет необходимость.
– Однако… как же стрельба?
– Не имеет значения!
– А ваш друг?
– Мой друг всего лишь ранен. Устройте так, чтобы доктор хранил молчание. А я отвечаю за все, что связано с полицией.
Два дня прошли без каких-либо происшествий. Шолмс продолжал свое расследование с невероятной тщательностью. Его самолюбие подпитывалось воспоминанием о смелом вторжении, совершившимся у них на глазах и увенчавшимся успехом, несмотря на его присутствие. Он без устали обыскивал особняк и сад, разговаривал с прислугой, подолгу задерживался в кухне и на конюшне и, хотя не обнаружил улик, проливавших свет на случившееся, не терял присутствия духа.
«Я его найду, – думал он, – здесь я его найду. В данном случае речь не идет, как в деле с Белокурой дамой, о движении наугад и о достижении неизвестной цели неизвестными путями. На этот раз я нахожусь на поле боя, и мой враг – уже не только неуловимый и невидимый Люпен. Его сообщник из плоти и крови находится в особняке. Достаточно малейшей детали – и я ухвачусь за ниточку».
И эту деталь (благодаря которой Шолмс сделал свои умозаключения со столь изумительной виртуозностью, что дело о еврейской лампе считается одним из тех, где он победоносно продемонстрировал свой полицейский гений) ему предоставил случай.
На третий день после полудня Шолмс, войдя в комнату, расположенную над будуаром, где дети делали уроки, встретил Анриетту, младшую из сестер. Она искала свои ножницы.
– Знаешь, – сказала она Шолмсу, – я тоже делаю бумажки вроде тех, что ты получил в тот вечер.
– В тот вечер?
– Да, после обеда. Ты получил бумажку с такими наклеенными полосочками… ну, ты знаешь, телеграмму… так вот, я тоже такие делаю.
Она вышла. Для любого другого человека эти слова показались бы ничего не значащими рассуждениями ребенка. Шолмс рассеянно их выслушал и продолжил осмотр. Но вдруг его заинтересовала последняя фраза, и он побежал вслед за девочкой. Он догнал ее на лестнице следующего этажа и спросил:
– Так ты тоже наклеиваешь полосочки на бумагу?
Анриетта гордо сообщила:
– Ну да, я вырезаю слова и наклеиваю их.
– А кто показал тебе такую игру?
– Мадемуазель, моя гувернантка. Я видела, как она в нее играет. Она берет слова из газет и наклеивает их…
– И что она делает?
– Телеграммы, письма, а потом отправляет их.
Херлок Шолмс вернулся в комнату для занятий, чрезвычайно заинтригованный этим признанием и пытаясь сделать из него соответствующие выводы.
Газеты, целая пачка газет лежала на камине. Он развернул их и действительно увидел недостающие группы слов и даже целые строчки, аккуратно вырезанные. Но достаточно было прочитать предшествующие или последующие слова, чтобы понять: недостающие вырезались ножницами наугад, очевидно Анриеттой. Возможно, в пачке газет были и те, которые вырезала сама мадемуазель. Но как удостовериться в этом?