К вечеру Мак-Таггарт добрел до западни, в которой оказалась мертвая рысь. Бари оторвал от ее шкуры целый кусок, так что она стала никуда не годной. Мак-Таггарт выругался вслух и громко сплюнул.
К сумеркам он дошел до сарайчика, выстроенного Пьером Эсташем как раз посередине своего района, и запер в него свою добычу. Мехов оказалось не более трети того, что можно было бы взять, если бы не вмешался Бари. На следующий день он обнаружил еще большие разрушения и большие покражи. Он обозлился как сумасшедший. Когда же он подошел тоже к вечеру ко второму сарайчику, то здесь оказались самые свежие следы Бари, точно он побывал здесь только час тому назад. Три раза среди ночи Мак-Таггарт слышал собачий лай.
На третий день Мак-Таггарт не вернулся в Лакбэн, но принялся за обстоятельное выслеживание Бари. Но Бари тоже был себе на уме. Он описывал вокруг него круги радиусом в сто ярдов и пользовался ветром. То и дело ветер доносил до него запах его преследователя; несколько раз он подпускал его так близко к себе, что мог слышать скрип снега под его лыжами и металлический звук от ударов веток по стволу его ружья. А затем с каким-то вдохновением, которое влекло за собой ругательства и проклятия Мак-Таггарта, он бросался от него в сторону и начинал описывать еще большие круги; под конец он бросил его и опять занялся ловушками. Когда фактор снова подошел к ним, то Бари там уже хорошо поработал: он загрыз кроликов, ограбил ловушки на протяжении целых трех миль и помчался далее по их линии в сторону Лакбэна впереди самого Мак-Таггарта.
На пятый день фактор вернулся к себе на пост. Он был в дурном расположении духа. Он застал у себя в лавке одного только Баланса, который и слышал, как он рассказывал о своих приключениях и ругал затем Мари. Несколько позже она пришла в лавку с большими от испуга глазами и с красной от пощечины, которой наградил ее Мак-Таггарт, щекой. Пока приказчик отпускал ей консервированную лососину, Мак-Таггарт сидел за обедом; Баланс улучил минуту и тихонько шепнул ей на ухо:
– Лерю удалось поймать голубую лисицу. Он любит тебя, милая, и велел тебе передать, что надеется на хорошую добычу этой весной. Он приказал тебе сказать, что находится сейчас у себя дома, на реке Бесхвостого Медвежонка, и чтобы ты была готова бежать к нему, как только начнется метель!
Мари не посмотрела на него, но слышала от слова до слова все, что он ей передал. Глаза ее засверкали, как звезды, и когда приказчик передал ей лососину и она вышла из лавки, то он воскликнул:
– Черт подери, Баланс! Бывают же иногда такие красивые женщины на свете!
На что Баланс с лукавой улыбкой утвердительно закивал головой.
К середине января война между Бари и Бушем Мак-Таггартом разгорелась до того, что уже не представляла собою простого инцидента. Это была уже не простая плутня животного и не случайное раздражение человека. Она превратилась теперь в их образ жизни. Бари, так сказать, вцепился в охотничий район Мак-Таггарта. Он проносился через него, как опустошительный смерч, и всякий раз, как ощущал свежий запах фактора из Лакбэна, в нем тотчас же и с новой силой начинал работать инстинкт, предупреждавший его, что он имеет дело со своим злейшим врагом. То и дело он умудрялся перехитрить Мак-Таггарта: он продолжал опустошать его ловушки, вытаскивать из них приманки, с наслаждением разрывал шкурки на части и считал высшим для себя удовольствием не есть, а только портить. Проходили недели, и его ненависть только разгоралась, пока наконец он не стал хватать и грызть самый снег, по которому проходил Мак-Таггарт. И все время, несмотря на такое озверение, он видел перед собою образ Нипизы, который все отчетливее и яснее стал появляться у него в мозгу. То безграничное одиночество, которое угнетало его долгие дни и ночи, когда он отыскивал ее и поджидал у Серого омута, снова навалилось на него и стало давить его еще больше, чем в первые дни ее потери. В звездные и лунные ночи он стал опять посылать ей свои тоскливые вопли, и, прислушиваясь к ним издали в самую полночь, Мак-Таггарт чувствовал, как вдоль его спины пробегала какая-то странная дрожь.
Ненависть человека отличалась от ненависти животного, но, пожалуй, была еще более непримирима. Для Мак-Таггарта это было не простою ненавистью. К ней еще присоединялись необъяснимый и суеверный страх, этот пустяк, над которым он смеялся и который проклинал, но который следовал за ним неотступно, как его запах всюду следовал за Бари. А Бари работал не только за себя одного, он работал и за Нипизу. Мысль об этом и угнетала Мак-Таггарта, да так, что он ни о чем другом и не мог думать. Не проходило дня, чтобы он не вспомнил о Нипизе; не проходило ночи, чтобы она к нему не являлась. Ему даже показалось в одну из бурных ночей, что в вое ветра он услышал ее голос, и как раз в это же время до него донесся из леса отдаленный тоскливый плач Бари. В эту ночь он как-то особенно боялся. Он вскакивал с постели, начинал курить, пока вся комната не становилась синей от дыма. Он проклинал Бари и метель и уже не чувствовал в себе прежнего задора разгулявшегося самца. Он не переставал ненавидеть Бари, он питал к нему ненависть больше, чем к кому-либо из людей, но теперь он имел достаточно оснований, чтобы желать его убить. В первый раз он почувствовал это желание во сне, в беспокойном сновидении, и после этого его ни на минуту не оставляла мысль, что именно дух Нипизы руководил Бари во всех его поступках.
С некоторого времени он вовсе перестал рассказывать на посту, как грабил его «черный волк». Испорченные зубами Бари шкурки он скрывал и держал это в секрете. Он изучал каждый способ, посредством которого местные охотники убивали на всем Баррене лисиц и волков. Он испробовал всевозможные яды, один из которых был настолько силен, что одна капелька его могла моментально положить на месте; он употреблял в дело стрихнин в желатиновых капсулах, завернутых то в олений или лосиный жир, то в их печенку и даже в мясо дикобраза. Наконец, при приготовлении своих ядов он стал погружать свои руки в бобровое сало, чтобы отбить этим от приманок всякий дух человеческого тела. Лисицы, волки и даже куницы и горностаи умирали от этих приманок, а Бари только подходил к ним, обнюхивал их и отправлялся далее. Тогда Мак-Таггарт стал отравлять все без исключения приманки в своих ловушках. Это привело к некоторому желанному результату, потому что Бари вовсе перестал прикасаться к приманкам и занялся только одними живыми кроликами, на которых Мак-Таггарт ловил крупных зверей.
В первый раз Мак-Таггарт увидел Бари только в январе. Он приставил ружье к стволу дерева и отошел от него в сторону сажени на полторы. Бари, точно знал об этом, явился к нему как из-под земли, и когда фактор увидал его всего только в двадцати шагах от себя стоявшим около карликовой сосны, то он оскалил на него клыки, и глаза его засветились, как два зеленых уголька. Мак-Таггарт так и замер на месте. Это действительно был Бари. Он узнал его по белой звезде и по белым кончикам ушей, и сердце его застучало как молоток. Тихонечко, стараясь сделать это как можно незаметнее, он стал подкрадываться к ружью. Но Бари догадался и, как молния, прыгнул в сторону и убежал.