Наконец после целой вечности наступил рассвет. То немногое, что должно было исполнять роль дня, последовало затем так же быстро, как и полярная ночь после сумерек. Стали быстро рассеиваться тени, точно выше поднялись берега, и безбрежный простор тундры вырисовался перед глазами, точно выплыл вдруг из целого моря рассеявшегося тумана.
В течение последней четверти часа, в которую ночь боролась с наступавшим днем и наконец признала себя побежденной окончательно, Филипп особенно настойчиво оглядывался назад и напрягал зрение, чтобы увидеть, нет ли за ними погони. И только одна Селия смогла, наконец, оторвать его глаза от того пути, по которому, как он думал, должны были гнаться за ними враги. Все время она смотрела вперед, прямо на север, и только теперь увидела нечто, что заставило ее громко вскрикнуть. Филипп вздрогнул, точно над его ухом вдруг раздался ружейный выстрел. Он обернулся в ту сторону, куда смотрела и она, и увидел поднимавшуюся около леска струйку дыма. В следующую минуту перед ним обрисовалась избушка. Он перевел глаза на Селию и по ее лицу прочел все остальное. Она вдруг зарыдала и стала говорить что-то такое, чего он не мог понять, но он уже догадывался, что их бешеная скачка окончилась победой и что это было жилище ее отца Армина. И что Армин был жив. Значит, Блэк их не обманул. До сих пор Филипп еще стойко выдерживал напряжение всей этой ночи, но тут уж нервы ему изменили, и он вдруг ощутил в себе неудержимое желание плакать и смеяться. Но он был мужчиной, и у него не вышло ни того ни другого. Он только продолжал всматриваться в избушку не мигая, пока наконец Селия не обернулась к нему и не оказалась у него в объятиях. В этот момент конечного торжества силы оставили ее, а затем случилось то, что одним взмахом вернуло Филиппу всю его бодрость и все его самообладание.
Что-то крича и размахивая руками, к нему бежала какая-то фигура.
– Ко мне! Ко мне! – кричала эта фигура.
Филипп не мог разобрать ее слов, но сразу же сообразил, что это был не эскимос, а белый. Он остановил собак и, приготовив револьвер, отправился навстречу этой фигуре. Сердце у него билось, в висках стучало. Что-то подсказывало ему, что это был не отец Селии, а кто-то другой.
Он ускорил шаг и через минуту уже стоял лицом к лицу с этой фигурой.
Незнакомец оказался настоящим великаном. Его длинные светлые волосы падали ему на плечи. Голова была обнажена, он задыхался, и все лицо у него было в крови. Казалось, что его испуганные глаза, когда он глядел на Филиппа, готовы были выскочить из орбит. А Филипп, чуть не выронив от изумления револьвер, стоял разинув рот и не веря своим глазам.
– Боже мой! – воскликнул он наконец. – Да никак это вы, Олаф Андерсон?
Вслед за первым неуверенным и растерянным взглядом шведа в его глазах вдруг появилось выражение радостного признания. Не произнося ни слова, он, как утопающий, ухватился вдруг за руку Филиппа и продолжал пристально на него смотреть, точно не был вполне уверен в том, что видел перед собой действительно Филиппа, или точно все еще не доверял своим глазам. А затем он широко улыбнулся. Только один человек во всем мире и мог так улыбаться, как Олаф Андерсон. И, несмотря на кровь и на опухшее лицо, он точно вдруг преобразился. Все любили этого белобрысого шведа за эту его улыбку. Его сослуживцы клялись, что Олаф так и умрет с этой своей улыбкой, потому что чем хуже было положение, тем шире расплывалось его лицо от этой улыбки. Но на этот раз оно расплылось вдвое шире, потому что положение стало лучше.
– Филипп Брант!.. – воскликнул он наконец. – Какими судьбами?..
– Но почему вы в крови? – удивился Филипп.
– Убежал! – ответил он задыхаясь и вновь схватил за руку Филиппа. – И попал как раз вовремя, в самую точку! Все погибли, кроме меня одного, – и Калькинс, и Гаррис, и этот маленький голландец… ну, как его?.. Офлин. Все они валяются теперь окоченелые в сугробах. Но я знал, что за мной вышлют новый патруль! Ожидал его со дня на день. И вот наконец вы пришли… Сколько с вами людей?
Он посмотрел в сторону избушки и саней. Улыбка медленно стала сходить с его лица, и Филипп вдруг услышал, как он разочарованно вздохнул. Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы Олаф догадался об удивившей его правде. Он выпустил руку Филиппа из своей, сделал шаг назад и вдруг смерил его взглядом с головы до ног.
– Один! – воскликнул он. – Неужели?
– Да, один, – подтвердил Филипп. – Если не считать Селии Армин. Я привез ее к ее отцу. За ней гонится сейчас со своей бандой Блэк, и я уверен, что через полчаса он уже будет здесь.
Улыбка опять появилась на лице Олафа.
– С нами крестная сила! – воскликнул он. – Так что они, можно сказать, прибудут сюда со следующим поездом? А с другой стороны опушки – погоня за мной! Ну не комедия ли в том, что вас принесло сюда только в единственном числе?
И вдруг взгляд его упал на револьвер.
– А заряды? – быстро спросил он. – А продовольствие?
– Есть и то и другое, – ответил Филипп. – Тридцать патронов для ружья, дюжина для револьвера и пудов восемь свежего мяса…
– Ну, в таком случае засядем в эту избушку! Надо только втащить в нее и собак!
И они отправились вместе к саням, на которых все еще терпеливо сидела Селия.
– Здравствуйте, Селия Армин!.. – весело крикнул ей Олаф.
Она вздрогнула, подняла на шведа свои лучистые глаза и вдруг его узнала.
– Олаф Андерсон!.. – воскликнула она и протянула к нему обе руки.
И затем быстро-быстро она стала ему что-то рассказывать на непонятном для Филиппа языке. Олаф отвечал ей и улыбался во все лицо.
Вдруг с опушки леска раздался выстрел, и они услышали, как над их головами пролетела пуля.
– Пора!.. Пора!.. – заторопил Андерсон.
И через каких-нибудь десять секунд они уже ехали дальше к избушке.
Со стороны хижины за это время не было видно никаких признаков жизни, если только не считать, что сам дым означал жизнь. Не успели сани остановиться, как Селия уже мчалась к двери. Дверь оказалась запертой, и она в крайнем волнении стала колотить в нее своими маленькими кулачками и выкрикивать какое-то странное слово. Стоя прямо позади нее, Филипп услышал, как за бревенчатыми стенами кто-то завозился, затем что-то спросил низким басом, на что Селия ответила нетерпеливым восклицанием, и наконец отодвинул засов. Дверь отворилась внутрь, и Филипп увидел распростертые объятия, в которые метнулась Селия, и седые волосы и бороду. Он не успел увидеть больше ничего, так как в это время подозрительно оглянулся назад, боясь, как бы не настигла их погоня Блэка.
Затем оба они с Олафом стали втаскивать в избушку собак. Протащить их через дверь, да еще вдобавок вместе с санями, оказалось делом далеко не легким. Когда Олаф захлопнул наконец за собой дверь и задвинул на ней засов, то только тут подошел к Армину и протянул ему руку.