Много уже лет не появлялся в этой долине между двух горных кряжей человек, чтобы обеспокоить своим приходом бобров. Если бы индейский следопыт отправился вдоль этой безымянной речки и наткнулся вдруг на патриарха и главу одной из таких колоний бобров, то он сразу увидел бы, что ему громадное количество лет, и дал бы ему на своем индейском языке подходящее название. Он непременно назвал бы его Сломанный Зуб, потому что один из четырех длинных зубов, которыми и этот старый бобр перегрызал деревья и строил плотину, оказался бы обязательно сломанным. За шесть лет перед этим Сломанный Зуб привел сюда с собою несколько бобров, и они выстроили свое первое жилище. В следующем апреле его самка уже привела ему четырех маленьких бобрят, и каждая из других матерей тоже увеличила население колонии на два, три или четыре детеныша. К концу четвертого года это молодое поколение, следуя закону природы, должно было обзавестись супругами, оставить эту колонию и начать строить свою собственную и возводить свою собственную плотину. Все они действительно обзавелись подругами, но не покинули родного гнезда. На следующий год оженилось еще новое поколение, достигнув четырехлетнего возраста, и вновь не оставило родного гнезда, и, таким образом, ранним летом шестого года колония так разрослась, что стала похожей на целый город, долгое время осаждавшийся неприятелем. Она насчитывала в себе пятнадцать кварталов и более сотни бобров, не считая тех четверок молодняка, которые родились в течение марта и апреля. Плотину пришлось удлинить до двухсот ярдов в оба конца. Везде пришлось затопить большое пространство земли с ее березами, тополями и вязкое болото с его нежными ивами и ольхой. Но, несмотря на это, у бобров пищи все-таки не хватало и жилища были переполнены. Так вышло потому, что в привязанности к своему жилищу бобры напоминают людей. Жилище Сломанного Зуба было девять футов в длину и семь в ширину и все было переполнено детьми, внуками и правнуками числом до двадцати семи. Ввиду этого Сломанный Зуб решил начать расселение своего потомства. Когда Казан и Серая Волчица беззаботно внюхивались в острый запах этого бобрового городка, Сломанный Зуб уже шествовал во главе своей фамилии, а два его сына – во главе своей семьи, – и все они совершали ветхозаветный исход.
Сломанный Зуб все еще представлял собой признанного главу всей колонии. Ни один другой бобр не мог сравниться с ним в силе и величине. Его плотное тело имело целых три фута длины. Он весил по крайней мере полтора пуда. Его хвост был четырнадцать дюймов в длину и пять в ширину, и в тихие ночи он мог стучать им по воде с такой силой, что было слышно за целую четверть мили в сторону. Его задние ноги с перепонками были вдвое длиннее, чем у самки, и он считался самым лучшим пловцом во всей своей колонии.
В тот вечер, когда Серая Волчица и Казан отправились на север, было совсем еще светло, и Сломанный Зуб взобрался на вершину плотины, стряхнул с себя воду и огляделся, вся ли его армия была при нем в сборе. Освещенная звездами вода в образовавшемся перед плотиною бассейне заволновалась и заплескалась от множества двигавшихся в ней тел. Некоторые из пожилых бобров всползли вслед за Сломанным Зубом, и старый патриарх спрыгнул в уже узкую реку по ту сторону плотины. Блестящие, шелковые фигуры эмигрантов последовали за ним при ярком свете звезд. Они переползли через плотину по одному, по два и по три и вели за собой по целой дюжине бобрят, родившихся всего только три месяца тому назад. Легко и быстро они шествовали вдоль реки, причем молодежь, чтобы поспеть за взрослыми, старалась плыть изо всех сил. Всех их было в общем около сорока штук. Сломанный Зуб плыл впереди всех со своими старыми сотрудниками и бойцами позади. В хвосте же следовали матери и за ними дети.
Путешествие продолжалось всю ту ночь. Выдра, самый злейший их враг, более злой, чем человек, тотчас же при их приближении спряталась в самую гущу ивняка. Природа, которая гораздо дальновиднее человека, нарочно создала ее врагом этих созданий, которые проходили ночью мимо ее убежища. Питаясь исключительно рыбою, выдра так же хорошо и охраняла тех животных, за счет которых питалась, как и уничтожала их. Может быть, природа подсказывала ей, что устроенные бобрами плотины задерживали ход рыбы, поднимающейся вверх по реке, чтобы метать икру, и что там, где селились бобры, всегда было мало рыбы. Возможно, что она в то время голодала и решила, что охота все равно будет плохая. Поэтому, будучи не в силах справиться в единственном числе с целой армией бобров, она подтачивала с усердием их плотину. А как это, в свою очередь, расстраивало планы бобров, будет видно из той непримиримой борьбы, в которой природа уже назначила заранее играть роль Казану и Серой Волчице.
Несколько раз в течение этой ночи Сломанный Зуб останавливался, чтобы оглядеть запасы пищи, имевшейся на берегах. Но в двух или трех местах, где имелось в достаточном количестве на деревьях коры, которой бобры, собственно, и питаются, оказалось довольно трудным делом построить плотину. Его удивительные инженерные способности стояли в нем впереди всяких других практических соображений. И всякий раз, как он вновь отправлялся вперед, ни один из сопровождавших его бобров не заявлял протеста и не оставался позади. На рассвете они пересекли погорелое место и уже вторглись в те места, которые Казан и Серая Волчица считали своими. По праву находки и первого завладения это болото принадлежало собаке и волку. В каждом месте его можно было увидеть знаки их собственности на него. Но Сломанный Зуб был животным водяным и обонянием вовсе не обладал. Он шел и шел, продвигаясь вперед уже гораздо медленнее, когда бобры вступили в заросли. Только около самого логовища Казана и Серой Волчицы под валежником старый вожак остановился, выполз на берег ручья, поднялся на задние лапы с перепонками, побалансировал на них и подперся своим широким четырехфунтовым хвостом. Вот именно здесь он нашел самые идеальные условия для постройки плотины. Не представит ни малейшего труда возвести плотину поперек этой узенькой речки, а затем вода затопит всю местность вокруг, и окажутся в ней все эти тополя, березки, ивы и ольхи. К тому же и все эти поросли находятся близко от строевого леса, следовательно, будет тепло и зимой. Сломанный Зуб тотчас же дал знать всей своей команде, что ее новое жилище будет именно здесь. Они тотчас же стали подкатывать к ручью, с обоих берегов его, бревна и закопошились, как рой пчел. Их ребятишки, проголодавшиеся за дорогу, принялись за обгладывание нежной коры на тополях и ольхах. Взрослые, каждый став инженером, с самым деловым видом производили изыскания, только изредка успевая набить рот корой и жуя ее во время работы.
В этот день началась постройка только жилищ. Сломанный Зуб сам выбрал для себя огромный пень от сломавшейся когда-то и упавшей поперек ручья березы и стал обрабатывать его своими острыми зубами на десять дюймов от земли. Хотя этот патриарх и потерял уже один зуб, но у него остались еще целых три, которые не были испорчены его старостью. Концы их были покрыты самой твердой эмалью, а внутренняя часть была мягка, как слоновая кость. Они походили на самые лучшие стальные долота, эмаль на них никогда не стиралась, а мягкая часть восстанавливалась каждый год, как бы сильно ни изнашивалась. Усевшись на задние лапы, охватив передними пень и опершись на свой тяжелый хвост, Сломанный Зуб стал выгладывать вокруг пенька узкое кольцо. Он работал без устали целые часы, и его тотчас же заменял другой. Тем временем другие бобры пилили зубами деревья. И прежде, чем часть пня, которым был занят Сломанный Зуб, успела перевалиться по ту сторону ручья, небольшие соседние тополя уже валялись в самой воде. Поверхность же пня от березы оказалась такою гладкою и такой формы, как стекло на часах. И хотя все вообще бобры большую часть своей работы исполняют обыкновенно только по ночам, но и как дневные работники именно эти бобры оказались превосходными; Сломанный Зуб и во все следующие затем дни не баловал их отдыхом. Почти с человеческим разумением эти маленькие инженеры исполняли свою сложную работу. Малые деревья были подпилены, и затем каждое из них разрезано на четырех-или пятифутовые куски. Один за другим эти куски были вкатаны в речку, причем бобры подталкивали их лбами и передними лапами, и привязаны лыком к поперечной березе. Когда эта подготовительная работа была выполнена, началась уже удивительная постройка из цемента. В этом отношении бобры были учителями еще первобытного человека. Под своими похожими на чашки подбородками бобры стали носить с берега смесь из грязи и мелких веточек, каждый не более как по полфунта, и принялись смазывать этой смесью уже устроенный ими каркас из бревен. Эта их работа казалась поразительной по медленности, и тем не менее инженеры Сломанного Зуба за день и ночь успели перенести этой смеси грязи с ветками целую тонну. Через три дня вода в речке уже стала подниматься, пока наконец не покрыла пеньки и не затопила кустарники. Тогда работа пошла скорее. Можно было уже заняться пилкой прямо в воде и гнать сплавом. И пока одна часть бобров работала именно в воде, другая все еще подкатывала деревья к берегам речки по суше и тем удлинила остов плотины до ста футов с каждой стороны.