Визгливый вопль старшего инспектора разорвал оцепенелое молчание. Он кинулся к Чезаре, но художник оттолкнул его изо всей силы и поднял бесчувственную Леа.
– Ко мне, – вопил полицейский, – хватайте их обоих, они разыграли комедию! Я арестую их!
– Опомнитесь, вы, офицер! – послышался четкий голос Сандры. – До сих пор вы представляли закон, и мы подчинялись вам. А сейчас вы действуете, как… как гестаповец. Разве вы не видите, что произошло несчастье! Придите в себя, стыдно!
Инспектора будто облили холодной водой.
– Посмотрим, – угрюмо буркнул он, давая знак своим помощникам отойти. – Что с ней такое?
– С мисс Леа Мида, вы имеете в виду?
– Да, да, конечно же!
– Может быть, обморок после глубокого погружения… может быть, тепловой удар – она стояла на солнце после холодной воды. Увидим. Да вот она приходит в себя!
Леа широко раскрыла недоумевающие глаза, подняла руку, чтобы вытереть обрызганное водой лицо. Чезаре отнес ее в тень рубки, где лейтенант уже расстелил матрас и положил подушку. Леа оглянулась кругом, явно не узнавая присутствующих.
– Чезаре, милый, – сердце художника дрогнуло, Леа узнала его, – кто эти люди? Зачем мы здесь? Со мной что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, дорогая! Лежи спокойно, это у тебя после долгого погружения! Мы нашли корабли…
– Какие корабли? Да, помню, амфоры у Кротоне?
Чезаре похолодел и беспомощно оглянулся на обступивших его товарищей.
– Вы сами успокойтесь, Чезаре! Отнесем Леа в каюту, дадим снотворного – поспит и придет в себя. Поднимите ее, – обратилась Сандра к лейтенанту и инженеру. Те послушно подняли Леа.
– Кто они? Зачем меня несут? – спрашивала Леа, и ее голосок, ставший по-детски слабым и тонким, болезненной жалостью отдался в душе Чезаре.
Инспектор с подозрением следил за тем, как ее уносили.
– Я далеко не уверен, что весь этот спектакль не разыгран нарочно, – начал он. Капитан не дал ему окончить:
– Довольно, сэр! Мы немедленно снимемся с якоря и идем в Кейптаун. Возможно, потребуются искусные врачи, эти глубокие спуски иногда дают тяжелые последствия. Во имя закона, какие у вас к нам претензии? Считайте, что корона или что бы это там ни было не найдена. Мы нашли, мы и положили ее на место, где ваше правительство, храни его бог, возьмет, если найдет нужным. Все осталось как было до нашей приятной встречи.
– Ирония ваша неуместна, сэр. Я оказался глупцом, обойденным, как мальчишка!
– Никто вас не намерен обходить! Случайность, господин инспектор! Но примите искренний совет: открытие кораблей – это сенсация, которая привлечет сотни репортеров. И если каждому из них будет сообщено о не вполне соответствующем нормам поведении старшего инспектора, простите, не расслышал фамилии, сэр…
– Ван-Каллен. Но мне хотелось бы разойтись по-хорошему. Может быть, кто-нибудь из ваших водолазов попробует спуститься и поднять корону? Наверное, она лежит на песке под кораблем, на виду. Тогда у нас все будет по-хорошему.
В это время из дверей каютного помещения появился Чезаре.
– Я спущусь сам! Моя ошибка; и я попытаюсь ее исправить. В этом акваланге еще достаточно воздуха.
Лейтенант перевел слова художника, и лицо инспектора просветлело.
– Дорогой дядя, – повернулся Чезаре к Каллегари, почему-то называя его неофициально, – у вас есть, кажется, один такой милый камешек, знаете, круглый, килограммов на двести… – Художник говорил на пришепетывающем южном диалекте.
– Еще один остался.
– Надо бросить его русалкам, прежде чем я поспею нырнуть. И навязать пузырек попестрее. Только с нечистого борта.
Огонек веселого понимания промелькнул в глазах капитана. Он поспешил отдать распоряжения. Весь свободный экипаж принялся вытаскивать из трюма жернов. Чезаре с помощью Иво медлительно возился с проверкой акваланга, пока громкий всплеск с левого борта не осведомил его о том, что просьба выполнена.
– Что это бросили такое, зачем? – забеспокоился инспектор.
– У нас, искателей погибших кораблей, употребляются такие донные знаки, самое сильное течение не может его сдвинуть. А будущая экспедиция легко найдет место, – охотно пояснял капитан.
Чезаре нырнул. Щемящая тревога давила его сердце, пока он уходил все глубже в темную воду. С Леа случилось непонятное, это не могло быть от глубокого погружения или слишком быстрого подъема. За выполнением этих правил он всегда следил очень строго, страшась погубить Леа. Может быть, до этих тревожных минут, даже тогда, когда Леа первая шла в прибой, он не подозревал, какое сильное чувство привязывает его к ней. Отчаянно смелая, задорная и пылкая, всегдашняя поборница справедливости, его верная подруга вдруг стала детски беспомощной и безмерно жалкой с ее слабым голоском и остановившимися удивленными глазами.
Инстинктивно Чезаре чувствовал, что существует какая-то связь между надетой Леа черной короной, ее небывалым обмороком и потерей памяти. Да, Леа явно забыла, что она на яхте Флайяно и не в Италии. И художник решил во что бы то ни стало найти корону, но не отдавать ее, а спрятать на дне, в надежном месте, для опознания которого ему и нужен был ориентир в виде надежного жернова капитана Каллегари. Может быть, для лечения Леа потребуется исследовать корону. Хорошо, если она будет отправлена в музей, а если ее продадут с аукциона? Нет, нельзя рисковать и надеяться на доброту и гуманизм. Скорее надо ждать бесчеловечного исполнения законов, направленных на сохранение собственности, как бы она там ни называлась: государственной, национальной или личной…
Подводная отмель с множеством погибших кораблей, бледно-серая, светлее, чем нависшая над ней толща темной воды, показалась Чезаре зловещим местом. Судьба Леа, загадочная гибель безвестных судов бог весть в какие времена, наверное, с сотнями несчастных мореходов. Что-то очень мрачное и недоброе исходило от песчаной равнины.
Чезаре поплыл на спине, отыскивая яхту. Течением его сносило к северу, он вернулся. Корона лежала на песке.
Чезаре взял ее и поплыл ближе к берегу, где еще не осела муть, вызванная падением жернова. Трос подвернулся под камень, но все же буек колыхался на высоте трех метров от дна.
Чезаре, напрягая внимание и могучую зрительную память художника, осматривался, запоминая и в то же время отыскивая укромное место.
Прошло немало времени, прежде чем Чезаре нашел забитую илом полость в округленной скале, похожей на мексиканскую шляпу и расположенную прямо на восток от жернова. Пустота в камне находилась на границе «тульи» и «полей». Чезаре вычистил пустоту ножом, засунул в нее корону и снова заполнил оставшееся место вязкой илистой массой, выкопанной из-под скалы. Закончив работу, он поднялся выше и несколько минут парил над дном, запоминая место, потом стал быстро подниматься.