У тебя все получится, Шаннон, девочка моя. Дом уже скоро, — пытался он изобразить уверенность.
Мы продолжали свой путь. Слово «дом» зависло в снежном воздухе. Дом остался там, на поляне. В моем сердце по-прежнему звучал печальный голос Клан-Финтана.
Я споткнулась на ступеньке, качнулась назад и в недоумении тряхнула головой. Клинт тут же обхватил меня и то ли внес, то ли втащил по ступеням.
Сиди здесь. Я разведу огонь.
Я упала в кресло-качалку, а Клинт опустился на колени перед огнем, сорвал с себя перчатки и трясущимися руками зажег спичку. Хижина настолько промерзла, что из наших ртов валил пар.
Огонь занялся легко. Вскоре дрова затрещали, но тепло по-прежнему не доходило до меня. Зубы стучали, лицо онемело от холода.
Клинт сорвал с себя куртку, стянул мокрый свитер и Рубашку, потом освободился от ботинок и штанов. Он быстро подошел к шкафу, стоявшему рядом с кроватью. Рывком выдвинул ящик, схватил свитер и надел его через голову. Тем же резким движением Фриман выхватил чистую пару джинсов, порылся в ящике, нашел какую-то фуфайку и тренировочные штаны. Свободной рукой он сорвал с кровати вязаную шерстяную накидку и кинулся ко мне. К этому времени меня била крупная дрожь.
Он долго возился с молнией на моей куртке, наконец справился с ней и грубо стащил с меня не только верхнюю одежку, но и кашемировый свитер.
Эй! — выкрикнула я, но Фриман не обратил на это ни малейшего внимания, снял с меня сапоги и поднял с кресла.
Я топталась как пьяная, пока он стягивал с меня кожаные брюки. Потом Клинт методично растер меня досуха шерстяной накидкой, помог напялить фуфайку и треники.
Посиди, пока я приготовлю теплое питье, — сказал он, толкнув меня обратно в кресло, затем подвинул его ближе к огню, укрыл мне колени шерстяной накидкой и решительно направился на кухню.
Тайфун, а не мужчина, — проворчала я синими губами.
Я слышала, как Клинт гремел посудой, открывал и закрывал дверцу холодильника. Я наклонила кресло к ярко горящему пламени, протянула к нему руки, наслаждаясь теплом и сознанием, что меня больше не трясет.
Клинт быстро вернулся, сунул мне в руку кружку с дымящейся жидкостью, а затем снова поспешил на кухню.
Пей, — бросил он через плечо.
Я обхватила кружку обеими ладонями и сделала маленький глоток. Мое тело буквально ожило, когда густой горячий шоколад прошел по горлу, попал в пустой желудок и тот угрожающе заурчал.
Не успела я позвать Клинта, как он опять появился с подносом наспех сляпанных сэндвичей, еще одной кружкой и ковшиком дымящегося шоколада. Прежде чем пододвинуть второе кресло-качалку к огню, он протянул мне сэндвич.
Я вгрызлась в толстые куски ветчины и сыра, уложенные между двух ломтей домашнего ржаного хлеба. Хорошо, что утренняя тошнота, по крайней мере на сегодня, так и осталась утренней. Мне показалось, что такого вкусного сэндвича я в жизни не ела.
Отлично, — сказала я и откусила еще.
Просто ешь, — резко проговорил Клинт, не сводя взгляда с пламени.
Потом он, должно быть, пожалел о своем тоне, потому что заметно смягчился и посмотрел мне в лицо.
Тебе станет лучше.
Я выпила еще немного шоколада и кивнула:
Мне уже лучше.
Клинт облегченно улыбнулся, и мы молча закончили нашу трапезу.
Едва я сделала последний глоток горячего шоколада, как меня одолела зевота.
Тебе нужно поспать.
Я почувствовала легкий страх.
Что делать, если Нуада вернется? — Мне самой не верилось, что такое возможно.
Клинт взял меня за руку и поднял с кресла.
А кто этот Нуада? Ты так его называла и там, на поляне.
Мои пальцы сомкнулись на его руке.
Он был предводителем тварей, с которыми мы сражались. Я думала, монстр мертв.
Клинт мягко прижал палец к моим губам, заставив умолкнуть.
— Объяснишь после. Думаю, эта нечисть сегодня не вернется. Она даже сформирована была не полностью, поэтому силы будет восстанавливать еще медленнее, чем мы с тобой.
А вдруг ты ошибаешься? — спросила я, невольно задрожав от страха, сковавшего тело.
Если что-то приблизится к этой хижине, то я буду об этом знать.
Каким образом? — поинтересовалась я.
Доверься мне, — ответил он, подводя меня к кровати и отбрасывая толстое пуховое одеяло.
Я провалилась в пуховую перину, поняла, что бодрствовать мне осталось недолго, и свернулась калачиком на боку. Клинт укрыл меня, повернулся, чтобы вернуться к креслу у огня, но я его остановила, поймав за руку.
А вторая кровать там есть? — мотнула я головой, указывая на чердак.
Нет, — тихо ответил он, — Только письменный стол с компьютером.
Тогда спи здесь. Ты тоже без сил.
Клинт пытливо посмотрел мне в глаза, потом устало кивнул и обошел кровать с другой стороны. Я лежала к нему спиной, но почувствовала, как перина осела под его весом. Не говоря ни слова, он обнял меня за талию и уютно притянул к себе. Я понимала, что не должна так поступать, но заснула, наслаждаясь его теплом и ощущением покоя.
Сонное сознание было каким-то странным, туманным и совсем не предвещало путешествия в страну грез, куда прежде я так легко соскальзывала. Я далее сжалась, ожидая повторения кошмаров, приснившихся прошлой ночью, но вместо этого увидела сценку из своего детства, сначала смутно, а потом и четко.
На небольшом холме стоял кирпичный дом, построенный в деревенском стиле. Передняя дверь открывалась на бетонный дворик-патио, окруженный кустами вперемежку с кирпичными клумбами, где пышно цвели петунии. Вокруг огромного валуна стояли полдюжины кованых стульев различной степени заржавленности. Во дворе нес караульную службу огромный дуб. Я улыбнулась во сне глядя, как легкий ветерок колыхал его зеленые листья. На переднем дворе всегда дул прохладный ветер.
С шумом раскрылась сетчатая дверь, и появился отец. На его плече висел недоуздок, а в руке он держал какой- то инструмент, похожий на пестик для колки льда. Отец присел на стул, наклонился, разложил на камне недоуздок и начал стучать по нему этой штуковиной. Широкие плечи напряглись, литые мускулы футбольного игрока налились силой, что не вязалось с сединой в его шевелюре.
Я подсознательно понимала, что сплю, но радость наполнила душу. В этом мире отец был жив!
Милый! — по-оклахомски нараспев окликнула его из дома моя мачеха. — Ты вполне мог бы купить новый недоуздок, вместо того чтобы возиться со старьем.
Не-а, — проворчал папа. — Этот еще послужит.
Тогда как насчет холодного пивка?