Герцог как раз начал серьезно приударять за малышкой квакершей с фермы, когда Клинт закончил водные процедуры. Я взглянула на него. Под халатом плечи Фримана казались еще шире. Темные волосы, высушенные полотенцем, были восхитительно спутаны.
Однако Фриман на меня не смотрел, так и впился глазами в телик.
«Типичный мужчина!»
Старый фильм с Джоном Уэйном? — спросил он.
Ага.
Он сощурился.
Кажется, я его раньше не видел.
Да ты шутишь! Это один из моих любимых, — Я похлопала по кровати рядом с собой, — Началось недавно. Я введу тебя в курс дела, — Но тут меня одолело сомнение. — Ты ведь любишь Джона Уэйна, да?
По твоему тону мне ясно, что на этот вопрос есть только один ответ.
Только один правильный ответ.
Шаннон, девочка моя, Джон Уэйн — культовая фигура для Америки, — сказал он, почтительно прижимая ладонь к сердцу, как делают, когда дают клятву верности.
Ответ правильный, полковник Фриман. Присаживайтесь.
Я быстро рассказала ему сюжет, радуясь, что он перестал вести себя так, словно я Медуза или, если на то пошло, Медея. Я всегда пребываю в расслабленном приятном настроении, когда смотрю на своего героя, если только это не один из тех редких фильмов, в которых он погибает. Тогда я начинаю пускать слезу и пить слишком много. Хорошо, что не показывали «Ковбоев». На этом фильме я превращалась в сплошные сопли. Даже не представляю, что сделал бы со мной просмотр этого фильма в состоянии трезвости и беременности.
К несчастью, мои веки, видимо, не понимали, что им полагалось оставаться поднятыми.
Смутно припоминаю, что Герцог помог своим друзьям-квакерам построить амбар, а потом Клинт пробасил:
Спи, Шаннон. Я куплю тебе диск, и ты сможешь потом посмотреть этот фильм.
Я хотела рассмеяться и напомнить ему, что в Партолоне нет DVD, но перестала бороться со сном и погрузилась в теплое забытье.
Мы с Хью Джекманом лежали в повозке, очень похожей на ту, в которой Джон Уэйн уезжал со своей любимой в финальных кадрах «Ангела и злодея», на восхитительно ароматном ложе из лаванды. Моя голова покоилась на коленях Росомахи. Он нежно, но решительно расчесывал мои рыжие спутанные локоны своими металлическими штуковинами и объяснял, почему никогда не находил женщин хоть сколько-нибудь привлекательными, если им меньше тридцати пяти. Я заглянула в щель между досками и увидела, что наш драндулет вез ослик с человеческой головой. Я свистнула, и животина оглянулась. У нее была голова моего первого мужа. Я все еще хохотала, когда открыла глаза и обнаружила, что моя бестелесная душа зависла над отелем.
Когда-нибудь я лопну от смеха.
Я продолжала громко хохотать, оглядывая белые спящие просторы. Меня порадовало, что я не ощущала холода, если не считать слабых его отголосков в тех местах, где должно было находиться мое тело. Как только я начала двигаться вперед, небеса раскрылись, исполнив то, чем грозили весь день. Густой снег медленно повалил на землю, и без того засыпанную им.
Мне показалось, что я знаю, куда меня влечет, и это чувство меня расстроило.
Не надо, Богиня! Пожалуйста, не отправляй меня туда.
Душа моя затрепетала. Я знала, что Эпона меня защитит, но не хотела видеть ту злобную тварь дважды за один день.
«Терпение, Возлюбленная», — раздался в голове утешительный шепот.
Ноя знаю, что он освободился. Снова идет снег. Неужели мне нужно его видеть?
«Тебе совсем не нужно видеть Нуаду, моя Избранная, но ты должна посмотреть на то, что его освободило».
Тут я почувствовала себя заинтригованной, рванулась вперед с удвоенной силой и набрала невероятную скорость, словно мною выстрелили из рогатки. Вскоре впереди замаячили знакомые огоньки, напоминавшие сказочное королевство.
В Чикаго тоже шел снег. Вместо того чтобы зависнуть над небоскребом, в котором я успела побывать во время первого путешествия, моя душа сменила курс и полетела над известной во всем мире «Великолепной милей». Похоже, я направлялась к озеру Мичиган и уже увидела огоньки Военно-морского пирса, отражавшиеся в воде, когда резко свернула вправо. Вскоре чудеса городского пейзажа сменились приглушенными огнями и деревьями.
«Грант-парк».
Я улыбнулась, вспомнив чудесную поездку в Чикаго, которую совершила однажды весной с однокурсниками из колледжа. Этот город особенно красив именно поздней весной, если только там не дует обычный десятибалльный ветер, несущий с собой промерзшие слои воздуха с озера Мичиган. В ту поездку стояли чудесные теплые дни, и моя группа часами исследовала город, в основном пешком. Так мы пытались компенсировать обильные возлияния и обжорство.
Я прежде никогда не бывала в Грант-парке ночью и теперь, медленно опускаясь сквозь полог зимних деревьев, лишенных листвы, поразилась его первозданному виду. Мне казалось невероятным, что до центра Чикаго отсюда рукой подать. Парк был темным и тихим. Неестественно тихим.
— Иди сюда!
Эти слова раскололи тишину как удар хлыста, испугали меня своей неожиданной властностью. Я сразу узнала голос и мысленно расправила плечи. В это мгновение я находилась футах в двадцати над землей и не двигалась, но при звуке этого голоса меня вновь повлекло вперед, к мигающему одинокому огоньку. Я миновала ряд величественных деревьев и оказалась на небольшой полянке, в центре которой горел костер.
Вокруг костра с помощью какого-то вещества, от которого таял снег, был нарисован круг.
«Соль», — уверенно решила я, сама удивляясь, откуда это мне известно.
«Прислушайся к себе, Избранная».
Костер был большой и какой-то странный. Вначале я не поняла почему. Потом до меня дошло, что пламя интенсивно мигало, как при сильном ветре. Но дело в том, что никакого ветра не было. Снег падал ровно.
Рианнон вышла из тени и шагнула в круг. На ней была лисья шуба до пят. При свете костра золотисто-рыжий блестящий мех сливался с ее волосами, которые будто горели живым огнем. Внезапно Рианнон подняла руки и сбросила шубу.
На ней не было ни нитки. Черт возьми, она даже туфель не надела.
Я от изумления охнула, но сразу умолкла. Интуитивно я знала, что Эпона не хотела, чтобы на этот раз я выдала свое присутствие. Но я волновалась напрасно. Внимание Рианнон было сосредоточено на другом. Она даже не подозревала о моем присутствии.
Она начала медленно танцевать, стараясь не выйти из круга. Ее тело соблазнительно извивалось, и я узнала этот чувственный стиль. Так танцевала муза Терпсихора на моей свадьбе с Клан-Финтаном. Что ж, Рианнон исполняла брачный танец, чтобы вызвать совершенно определенную реакцию у зрителей, каковых здесь не наблюдалось. Эта дамочка была одна, если не считать меня.
Темп танца ускорялся, руки многообещающе скользили по телу.