А если лишила самого малого, значит, за собственную продажность надо от нее, от жизни, побольше взять – в качестве компенсации, так сказать. И вообще, ко всем этим прелестям – ночным клубам, казино, фирменным тряпкам, дорогой, экологически чистой еде, каждодневному и плавному перетеканию из одного ненавязчивого комфорта в другой – очень быстро привыкаешь, катастрофически быстро. Попробуй потом, уйди обратно в нищету… Хотя иногда так жутко становится, будто взрывается внутри что-то – так себя зауважать хочется и настоящей жизнью пожить хочется, мужицкой, а не бестолково-продажной. Он даже стал как-то побаиваться этих внутренних взрывов, как будто они отдельно, сами по себе в нем происходят. Эх, ну и распорядилась же им насмешливая матушка-природа: и красоту дала, и тело аполлоново, а вот настоящего твердого мужицкого характера – пожалела. А может, он сам себе такое оправдание выдумал, не зря же внутренним презрением так часто стал мучиться. Нет, надо что-то с собой делать… Непременно надо что-то делать. Хотя что, что он сейчас может сделать? Только одно пока и может – к девчонкам сходить. К таким же, к продажным, как и он сам. Пожалеть, помочь, выслушать… Среди своих как-то полегче себя чувствуешь. По крайней мере, сам себя поменьше презираешь.
А Нина – она ничего. Просто несчастная да нелюбимая баба, и все. Она и сама в этой богатой жизни с коготками увязла. У него хоть выбор есть – плюнуть на все да в честно-трудную жизнь уйти, а у нее и этого уже нет. Может, поэтому и несчастнее она намного.
* * *
Настя приехала навестить тетку в тот же день, ближе к вечеру. Мария, разглядев в глазок любимую племянницу, торопливо открыла замок и, распахнув дверь, с трудом выдохнула ей навстречу, держась за грудь:
– Господи, да не может быть! Настена…
– Здравствуйте, тетя Маша! Не ждали? – решительно шагнула через порог мощным туловом Настя. – А я вот мимо проезжала – дай, думаю, зайду…
– Настенька, да как же я тебе рада! Проходи, проходи, милая. Какой день у меня сегодня праздничный – с утра Ниночка заходила, теперь вот ты…
– Что? – насторожилась Настя. – Нинка сегодня была здесь?
– Ну да, ну да…
– Вот коза, а? Везде без мыла пролезет. А что ей надо-то было, теть Маш?
– Так пожить она у меня попросилась, Настенька. Плохо она с мужем живет, ой плохо… Да ты проходи, сейчас чай пить будем! А может, поужинаешь с нами?
– С кем это, с нами? У вас гостит кто-то, что ли?
– Ну да, гостит… – вдруг замялась Мария.
– Кто?
– Да девушка одна… Ты проходи на кухню, садись! Я потом позову ее, покажу тебе, – многозначительно произнесла она, искоса взглядывая на Настю и суетливо накрывая стол к чаю.
– А что, тетя Маша, Нинка и прописать ее просила?
– Ну да… А что такое, Настенька?
– Вот сволочь… Да вы не верьте ей, тетя Маша! Врет она все про своего Гошку! Мужик как мужик. Рассудительный, хваткий, богатый. Не то что мой Колька – нищета хренова… Уж кого жалеть надо, так это меня, горемычную. Четыре месяца уже в дом ни копейки не приносит, представляете? Как живу еще – сама удивляюсь! И у Нинки денег не допросишься. Сунет сумку со старыми шмотками, и отстаньте от нее.
– Да, Настенька, я знаю про твоего Колю, мне Костик рассказывал. А только ты Ниночку не ругай.
– А где вы Костика видели, тетя Маша? – озадаченно уставилась на нее Настя. – И когда?
– Так он был у меня три дня назад…
– Зачем?
– Так… В гости приходил, – снова замялась Мария. – И невесту вот свою привел – Сашеньку.
– Что? Какую такую невесту? – выпучила на нее и без того круглые глаза Настя.
– Говорю же тебе – Сашеньку! Она студентка, Настенька, ей жить негде. Да чего ты испугалась так? Она славная девочка, скромная, воспитанная. И застенчивая очень – ты уж не пугай ее, ладно?
– А где она?
– Там, в комнате. Я ее потом позову, сама увидишь…
– Да? Ну ладно, – растерянно моргая белесыми ресницами, медленно произнесла Настя, – поглядим… А Нинку вы что же, и в самом деле у себя пропишете?
– Так мне ее жалко, Настенька.
– А меня не жалко? Вы что, теть Маш! Да я так и одного дня не жила, как она живет! Вы посмотрите, на кого я стала похожа! Мне еще и пятидесяти нет, а уже место в транспорте уступают! Старуха старухой… И разнесло меня на одной картошке с хлебом – видите, какая толстая?
– Так ты всегда крупной была, Настенька! И в детстве росла пышкой румяной, и в девках прыгала – кровь с молоком. Да и сейчас грех тебе жаловаться, такой статной бабой оформилась, троих деток родила.
– Да… Родить – дело нехитрое. А вот куда их потом пристроить, этих деточек? Девкам уж замуж пора, а женихов с квартирами сейчас днем с огнем не найти. Проблема целая. А у вас вон какие хоромы – и пустые стоят.
– Так ведь все вам со временем достанется, Настенька! Я их на тот свет, хоромы-то эти, с собой не унесу.
– А как, как достанется-то, тетя Маша, если вы Нинку к себе пропишете? Думаете, она со мной делиться будет, что ли? Ага, как же…
– Ну так я и тебя пропишу, чего ты!
– Правда?!
– Конечно! Кого скажете, того и пропишу. Вот соберетесь на поминки моего Бориски и решите все ладом да миром. Вы ведь мне все дороги, все самые близкие – и ты, и Ниночка, и детки твои. А Ниночку ты не обижай, вы ж сестры все-таки, хоть и двоюродные. Ваши матери-то сильно меж собой дружили да друг за дружку держались.
– Ладно, тетя Маша, ладно. Разберемся как-нибудь. Вы лучше постоялицу свою кликните, посмотреть на нее хочу – что за невеста такая без места у Костеньки выискалась.
– Насть, ты только не обижай ее, ладно? Знаю я тебя…
– Да не буду, не буду…
– Сашенька! – крикнула громко в сторону коридора Мария. – Иди сюда, Сашенька! Слышишь?
– Здравствуйте… – робко улыбаясь и приглаживая жесткие черные вихорки, нарисовалась в дверях тоненьким изваянием Саша.
– Вот, Сашенька, познакомься. Это Настя, племянница моя, Костина мама.
– Н-да… – критически оглядев Сашу с головы до ног, только и произнесла Настя. – Налейте-ка мне еще чайку, тетя Маша… Выпью еще чашечку да и пойду, пожалуй.
– А ужинать, Настён? – разочарованно протянула Мария. – Посидели бы, поговорили…
– Так некогда мне. Дома семья еще не кормлена, сами понимаете… Ты не проводишь меня до автобуса, Саша? А то сумки у меня тяжелые, самой не допереть…
– Конечно! Конечно, проводит! – обрадованно махнула рукой в сторону Саши Мария и, обращаясь к девушке, торопливо проговорила: – Иди оденься быстрей, чего стоишь, как пенек. Давай, давай, подсуетись!
Через полчаса они, составляя довольно-таки странную пару, вышли из подъезда и дружно направились в сторону автобусной остановки. Саша, сделав несколько робких попыток взять из рук Насти одну из больших хозяйственных сумок, оставила наконец свою затею, услышав ее снисходительное: