– Они объяснили, почему забрали Бориса? – стала допытываться Кася.
– Объяснить? Объяснили, чего уж тут. У них объяснения, сами знаете, быстрые, – неодобрительно поджала губы женщина. – Следователь, молодой такой, сказал, мол, тут искать нечего и далеко ходить незачем. Что, мол, Андреич археолога этого убил и Переверзева утопил как свидетеля, – объясняла женщина, осторожно оглянувшись на Олесю. Было видно, что словоохотливая Татьяна с трудом удерживается. Она бы рада была поведать больше, но страх ранить девочку был сильнее.
– Как звали следователя?
– Фамилию помню точно: Шумилин, а вот имя-отчество… – Татьяна задумалась.
– Его зовут Владимир Юрьевич Шумилин, – неожиданно четко и ясно произнесла Олеся, – он так представился. Он сказал, что дедушка подозревается в двух убийствах…
Выдав это на одном дыхании, девочка разрыдалась. Татьяна подскочила к ней:
– Ой, моя милая, наконец-то, поплачь, поплачь, моя хорошая. А то ведь ни словечка, ни слезинки, как каменная сидела! Я уже совсем перепугалась! А лучше поплачь, моя милая, поплачь.
Девочка уткнулась головой в грудь Татьяны, та ее обняла и стала убаюкивать. Кася подошла и ласково провела по волосам Олеси.
– Олесенька, ты меня слышишь, не отчаивайся! Все уладится, они разберутся и поймут, что твой дедушка ни в чем не виноват. Ты, главное, не отчаивайся, – и потом, сама не зная, почему, добавила: – Хочешь, я останусь с тобой пока.
– Ты останешься? – внезапно перестала плакать Олеся.
– Останусь, – подтвердила Кася, стараясь избегать вопросительного взгляда Кирилла.
– И ты мне поможешь! – уже не вопросительным, а утверждающим тоном произнесла Олеся.
– Помогу, – пообещала она.
Уже в машине на обратном пути Кирилл дал волю своему гневу:
– Зачем ты ей пообещала?
– Мы не можем все это так оставить, – спокойно и твердо произнесла Кася, – ты как себе это представляешь? Сейчас соберем чемоданы и уедем, а Олесе пошлем плюшевого медвежонка с ленточкой через плечо и пожеланиями удачи?!
Кирилл промолчал.
– Тебе же и самому будет не по себе, если мы так сделаем, – продолжала она.
– Тебя опять потянуло на приключения! – констатировал он.
– Я приключений не ищу!
– В этом ты права, только я подозреваю, что они тебя ищут!
На этот раз промолчала она.
– Ты хочешь, чтобы я остался? – спросил он.
– Ты же не можешь, – улыбнулась Кася, – а потом сам мне рассказывал, что через четыре дня ты должен быть в Нью-Йорке в этой адвокатской конторе, как она называется.
– «Спенсер и Партнеры», – напомнил ей Кирилл. – Если я отложу мою поездку на неделю, никто от этого не умрет, тем более «Спенсер и Партнеры». Ну, узнают их конкуренты кое-какую стратегическую информацию, но от этого адвокатская контора даже не похудеет.
– Нет, твоя репутация от этого пострадает!
– Моя репутация ни от чего не пострадает! – самоуверенно заявил Кирилл.
– Ну, а если за неделю мы никуда не продвинемся, то тебе все равно придется уезжать, – возразила она, – откладывать смысла нет.
– Хорошо, я уеду, а ты чем будешь заниматься? Насколько я тебя знаю, ждать у моря погоды – не в твоем характере.
– Как, впрочем, и не в твоем, – парировала Кася.
– Не уходи от ответа.
– Я и не ухожу, – заметила она, – просто пока у меня нет никакого плана действий.
– Так-таки и никакого…
По виду Кирилла было заметно, что убедить его в чем бы то ни было будет трудно. Кася вздохнула и решила играть в открытую:
– Хорошо, твоя взяла… Я хочу встретиться со следователем, понять, в чем обвиняют Стрельцова…
– И доказать, что он не убивал, – саркастически продолжил Кирилл, – детектив в томате!
– А мне все равно, в томате я или под майонезом, но сидеть сложа руки не собираюсь! Если что-то смогу выяснить, то выясню!
– Ты помнишь, чем кончилось твое последнее расследование?
Кася поморщилась. Эти воспоминания были какими угодно, но только не приятными.
– Помню, но я буду осторожна. Потом, для всех я осталась из-за Олеси, а вовсе не потому, что собираюсь поиграть в детектива-любителя.
– Ладно, – махнул рукой Кирилл, – останавливать тебя? Себе дороже. Поэтому давай лучше поговорим о деле.
– Давай, – обрадовалась неожиданной сговорчивости друга Кася и добавила с надеждой: – У тебя есть какие-то идеи?
– Ничего особенного, так, какое-то предчувствие, – начал он осторожно, – что Стрельцовы все-таки имеют отношение ко всем этим убийствам.
– Выражайся яснее, – потребовала Кася.
– У меня из головы не выходит триптих Юлии Стрельцовой.
– Подожди, подожди, – напряглась Кася, – какое отношение триптих может иметь к смерти Волынского и Переверзева?
– Я не могу сказать точно. Это на уровне ощущений. Со мной так бывает, когда я вижу комбинацию цифр и она у меня вызывает определенные ассоциации, – и, виновато улыбнувшись, признался: – Это невозможно объяснить, как невозможно объяснить вдохновение и много других странных вещей.
– И не пытайся, это не важно. Но если ты так думаешь, я обращу особое внимание на триптих. Может быть, Юля оставила какое-то объяснение к нему, какую-то легенду. Что-то же ее подвигло на это?
– Попробуй, поищи в этом направлении…
– Я рада, что ты не против, чтобы я осталась. – В словах Каси чувствовалось явное облегчение.
– Нет, не против, правда у меня есть два условия.
– Какие? – поинтересовалась она, думая при этом, что в принципе разрешения Кирилла ей никогда и ни на что не требовалось. Но, с другой стороны, ей было приятно. Их отношения перешли на новую ступеньку, которая ей нравилась больше.
– Ты будешь держать меня в курсе всего и разрешишь помогать тебе.
– Хорошо. – Она нежно обняла его. – Ну, а второе условие?
– Этот вечер мы проведем только вдвоем и на ночь забудем об Олесе, ее деде, Волынском, Крисе и всех других. Договорились?
– Договорились, – улыбнулась Кася, и сердце сжалось щемящей радостью, которую слишком часто путаешь с грустью. Они сидели рядом на гостиничной кровати и молчали. Просто им уже не нужно было говорить. Каждый чувствовал, что другой был рядом. И это скоро кончится, но только на время. Потом у них будет всякое, но этот вечер, когда они впервые почувствовали, насколько нужны друг другу, уже не повторится. Поэтому суеверно молчали, словно боясь разрушить что-то хрупкое, новое, с трудом формирующееся.
* * *
Монастырь Фонфруад, Лангедок,