Бледное худосочное лицо священника еще больше побледнело. Дубриций был человеком очень высокого роста и крупного телосложения, и даже одеяние священника не могло этого скрыть. Несмотря на свой немолодой возраст, он держался в седле не хуже любого рыцаря, а свой епископский крест он держал так, как будто это было копье.
— Ваше Величество, я никогда не делал тайны из своих взглядов, — сказал он тихим, но уверенным голосом. — Для Бога эльфы ничем не лучше всех монстров ада. Взгляните на этих людей… Неужели вы не чувствуете, как сильно их вдохновляет вера?
— Вера в Бога, Ваше Преосвященство? Большинство из них даже не сумеют правильно перекреститься.
— Вера в самих себя, в свою многочисленность, в свою силу… Вера в вас, Ваше Величество. Вера в человека, в его судьбу! Это уже достаточно много… Кроме того, совсем не обязательно верить в Бога, чтобы быть любимым им — достаточно лишь совершать богоугодные дела. Вы подготовили этих людей для того, чтобы совершить богоугодное дело, и теперь позвольте мне вселить в них надежду на то, что им будет помогать сам Бог. В этом случае они будут уже не просто войском, а теми, кто упоминается в священных книгах как «fortissimi christianae militiae tirones» — «самые отважные новобранцы воинства Христова»!
Кер покачал головой и, довольно долгое время помолчав, посмотрел на безоблачное небо.
— Сначала — жатва, — тихо сказал он. — Нужно собрать зерно, а иначе оно при такой жаре засохнет на корню… Буркан!
— Слушаю Вас, Ваше Величество!
— Объявите сегодня вечером общий сбор вассалов. Его Преосвященство Дубриций кое в чем прав: в приближающейся войне решающее значение будут иметь численность и сила… Нам не хватит ни королевского войска, ни тех наемников, которых мы сможем набрать. Как только зерно будет собрано, каждое поместье барона, каждое графство и каждое герцогство должны будут прислать нам воинов. С каждого манса [42] — не менее одного всадника и десяти пехотинцев, причем половина из них — лучники. Поставьте всех об этом в известность…
Сенешаль слегка склонил голову, а затем, пустив своего коня в галоп, ускакал прочь. Кер проводил его взглядом, прекрасно зная, что этот его старый друг сейчас думает. В сражениях, которые скоро начнутся, главную роль будут играть уже не тяжело вооруженные всадники, а лук и копье. Война простолюдинов с использованием оружия простолюдинов…
— Ну что ж, ты получишь свою тысячу лучников, — сказал король, резко оборачиваясь к сыну. — И возьмешь на себя командование ими. Что касается вас, Ваше Преосвященство, то сгоните с себя этот вид ложной скромности. Вам не удалось добиться того, к чему вы стремились. Я дал свое слово Морврину, и я не могу не выполнить своего обещания. Мы будем сражаться вместе с эльфами независимо от того, нравится это Богу или нет. А теперь давайте вернемся. Уже слишком жарко, и мне хочется пить.
— Если вы мне позволите, отец, я…
Кер уже не слушал: он пришпорил коня и поехал к главным воротам города. Вслед за ним тут же потянулся и его великолепный эскорт.
— …останусь здесь, чтобы понаблюдать за тем, как тренируются воины, — договорил Пеллегун, когда король и его эскорт уже уехали.
Принц, потянув поводья, уже собирался развернуть своего коня, когда вдруг заметил, что епископ не поскакал вслед за королем и смотрит на него. Этот его испытывающий взгляд очень не понравился Пеллегуну. Принц с неудовольствием подумал, что Дубриций сейчас, наверное, начнет разглагольствовать о долге и о величии судьбы его, Пеллегуна. Вежливо кивнув священнику, он поскакал рысью вслед за королем. Когда принц проезжал мимо епископа, тот что-то ему сказал, но принц расслышал только одну фразу:
— Это продлится недолго!
Ллиана еще никогда не видела такого великолепия. Похоже, все золото, серебро и драгоценные камни, которые карлики на протяжении столетий извлекали из недр своих гор, были собраны здесь, в парадном зале Гёттамсторга (так называли королевский дворец династии потомков Двалина). Золото здесь можно было встретить везде — даже на испещренных насечками доспехах стражников, заклепках дверей, кольцах подставок для факелов. В глубине зала имелась огромная терраса, на которой уместилась бы целая сотня гостей. Отсюда открывался великолепный вид на закат солнца, лучи которого освещали заснеженные вершины, тянущиеся до линии горизонта, и наполняли зал золотистым светом. Однако шелковые и бархатные обои, шторы с позолоченной бахромой, красиво разрисованные несущие конструкции, мозаика мраморного пола и скульптуры, украшающие стены и колоннады, — все это не могло сгладить общей грубой массивности конструкции всех помещений. Гёттамсторг был вырыт в склоне горы, у края бездонной пропасти. В него можно было попасть только через подземный город Гхазар-Рюн, который, в свою очередь, был защищен множеством башен, укрепленных мостов и потайных ходов. Уже само название дворца довольно точно отражало то, что принцесса Элианда почувствовала, войдя в него. «Богатая крепость»… Каким бы роскошным ни был Гёттамсторг, он являлся прежде всего укреплением. А еще, можно сказать, сердцем королевства, расположенным внутри горы.
Выставлять напоказ одновременно и военную мощь, и богатство — это было весьма характерно для карликов. Их золото не хранилось в сундуках, а красовалось на стенах, оружии, доспехах, шеях их супруг и даже на посуде. На протяжении столетий карлики-рудокопы, прокладывающие в горе бесконечно длинные туннели, непрерывно собирали для своих королей огромные богатства. Часть золота королевские казначеи тратили на рынках, устраиваемых людьми и гномами, покупая то, что не родили бесплодные земли карликов.
Направляясь к трону между рядами, образованными несколькими сотнями сановников-карликов обоих полов (эти сановники были либо воинами, либо дипломатами, либо кузнецами, либо колдунами, поскольку только эти четыре рода занятий считались достойными для знати), Ллиана впервые в жизни почувствовала, насколько бедной и невзрачной является одежда, в которой она ходит. Эльфы отнюдь не пренебрегали красивыми нарядами, тонкими тканями и серебряными украшениями, однако повседневная жизнь в лесу заставляла их носить одежды из толстой и прочной материи, крепкие сапоги и длинные плащи из той переливающейся ткани, которую они называли муаром и которая имела зеленые и коричневатые оттенки, соответствующие цвету листьев и стволов деревьев. Именно так она сейчас и была одета, и в глазах гномов она видела не только враждебность и надменность (что было вполне естественным для двух народов, которые очень долго враждовали друг с другом), но также и что-то вроде насмешливого сочувствия, которое раздражало ее все больше и больше. Проходя мимо гномов, она слышала, как они о чем-то шепчутся, показывая на нее взглядом. Карлики также украдкой улыбались и — что самое удивительное — делали какие-то вызывающие жесты, которые, как ей показалось, были вызваны не их смелостью, а скорее их страхом перед ней.
Чего она не знала, так это того, что слухи о ее появлении распространились по Гхазар-Рюну моментально. Про нее в городе ходили различные истории. Говорили, что во время сражения на опушке леса принцесса Ллиана убила гоблина по имени Шав, пригвоздив его ударом кинжала к стволу дуба. В качестве назидания ею пугали непослушных малышей. «Если будешь баловаться, то придет эльфийка Ллиана со своим длинным серебряным кинжалом…»