Гвидион теперь тяготился тем фактом, что опустился до лжи. Усевшись возле ольхи и прислонившись к ее стволу спиной, друид наблюдал за тем, как рождается новый день: робкие солнечные лучи с трудом пробивались сквозь утренний туман. Один из лучей упал на него и согрел его старое лицо, покрытое инеем. Друид почувствовал, как иней постепенно тает на его коже, седых волосах, одежде. Он достал курительную трубку, взял посох и, кряхтя от боли, поднялся. Затем он стряхнул со своего красного муарового плаща снежную пыль. Махеолас, который лежал рядом с ним и спал, свернувшись калачиком в своем плаще, был весь усыпан этой пылью, однако это ему спать не мешало.
Друид окинул своих сородичей недовольным взглядом того, кто бодрствует, когда все остальные спят, и пошел, раздвигая ветки посохом, через заросли, чтобы ненадолго уединиться. Он начал было любоваться поблескивающими снежинками, которые при каждом прикосновении его посоха к веткам слетали с них, порхая, но тут вдруг какое-то резкое движение в кустах прямо перед ним заставило его позабыть о снежинках. Он успел лишь заметить, как мелькнул какой-то силуэт и как мелькнуло чье-то лицо, которое сразу же исчезло за усыпанными снегом ветками. Лицо это, тем не менее, показалось ему знакомым, и он замер от изумления:
— Ллав?
Гвидион произнес это имя тихо, себе под нос. Затем позвал погромче, но так, чтобы не разбудить других эльфов. Никакого ответа не последовало.
Друид в течение довольно долгого времени стоял абсолютно неподвижно, напрягая все органы чувств, пока наконец его тренированный слух не уловил какое-то движение в зарослях. Кто-то приближался к нему сзади, стараясь двигаться бесшумно, но делая это так неуклюже, что Гвидион невольно улыбнулся.
— Почему ты за нами следил? — спросил он, оборачиваясь. — Я тебя еще раньше…
Это был не Ллав. Рост у незнакомца, правда, был таким же. Похожим был и его плащ, капюшон которого, надвинутый низко на лицо, на пару мгновений ввел друида в заблуждение. Увидев, что незнакомец устремился к нему, Гвидион инстинктивно отпрянул назад и попытался защититься своим посохом, однако посох зацепился за что-то в кустах, и Гвидион, резко дернув рукой назад, добился лишь того, что посох выскользнул у него из рук. Старый друид не мог оторвать глаз от рта незнакомца — единственной части его лица, не закрытой капюшоном. Рот был искривлен гримасой жуткой ненависти. Лишь только когда незнакомец замахнулся, Гвидион заметил в руке у него нож. Падая, сраженный ударом, друид уцепился за плащ нападавшего и узнал в нем Махеоласа.
Пеллегун, вскрикнув, внезапно проснулся. Заснул он, сам того не желая, от переутомления, хотя кругом было так шумно, что даже сам дьявол — и тот, наверное, не смог бы вынести такого шума. Далеко в темноте были видны языки пламени и снопы искр. Со всех сторон доносились зловещие звуки труб монстров и раздавались бешеные удары в их бронзовые барабаны, к которым примешивались пронзительные вопли, грохот ударов стенобитных орудий и всевозможные боевые крики.
Разбудила Пеллегуна тишина. А еще — дневной свет. По крайней мере, один луч света, упавший на него через бойницу.
Подскочив на своей постели с бешено колотящимся сердцем, он застонал от боли, которую вызвало у него это его резкое движение. Его левое запястье, похоже, было сломано и теперь конвульсивно подрагивало, а руки, ноги и спина болели так, как будто его нещадно избили. Всю правую часть его лица жгло так, как будто его прислонили к раскаленной металлической решетке. Пеллегуну потребовалось некоторое время для того, чтобы привыкнуть к этой боли. Он открыл глаза и осмотрелся. Его ложе — тюфяк, покрытый простынею, затвердевшей от грязи, — было единственной постелью в помещении, в котором он находился. Помещение это, насколько он видел, представляло собой большой зал, в котором днем раньше принц и его воины обнаружили барона Вефрельда и мертвые тела обитателей городка. Трупы вынесли наружу (некоторые из них даже сложили так, чтобы они служили подпоркой укреплениям), однако кровь и запах в зале остались. К запаху запекшейся крови сейчас примешивался и запах крови свежей. Со всех сторон принца лежали рядами люди — его люди. Они были искалеченными, с отрубленными руками и ногами, с самыми различными ранами. Некоторые из них стонали и извивались, как черви, другие лежали неподвижно: они были либо без сознания, либо мертвы. При тусклом свете, проникавшем в зал снаружи, Пеллегун насчитал по меньшей мере тридцать тел. Еще немало воинов сидели возле стен — в доспехах, шлемах, с оружием — и спали. Он увидел, что лишь двое находятся на ногах, и то один из них, опираясь на свое копье возле узкого отверстия бойницы, спал стоя.
Принц повернулся на своем убогом ложе, чтобы осмотреть остальную часть помещения. Входная дверь донжона была заколочена и блокирована грудой мебели, что представляло собой довольно хлипкую защиту, которая развалилась бы от одного только удара осадного тарана. Пеллегун инстинктивно поднял взгляд к потолку и прислушался. Было так тихо, что он смог различить поскрипывание пола и шарканье сапог, позволившее принцу сделать вывод, что бóльшая часть его отряда находится либо на втором этаже, либо на деревянной галерее, расположенной в верхней части башни. Ему вспомнилось, как он осматривал донжон после того, как его воины вынесли трупы из главного зала. Каменная лестница этой квадратной башни вела вдоль стены на второй этаж, где в стене через каждые три шага имелись бойницы в виде больших крестов, позволяющие стрелять из луков под различными углами. С этого этажа деревянные лестницы вели к вершине башни, зубцы которой венчали «грибки» из дерева и черепицы, защищающие от вражеских метательных снарядов (а заодно от холода и дождя). Оттуда можно было стрелять по нападающим из луков, сбрасывать тяжелые камни и лить кипящую смолу.
Укрепление это было неплохое, однако смысл нахождения в нем — какое-то время продержаться в ожидании подхода подкреплений. Пеллегун попытался вспомнить, что происходило в последние дни и часы. Заревели трубы. Он и его воины повернулись и ринулись обратно к крепостной стене. Когда они добежали до нее, в город уже поспешно заезжали рыцари во главе с Драганом. Не тратя время на разговоры с ним, Пеллегун взбежал на дозорный пункт крепостной стены и… Воспоминание о том, что он увидел, заставило его содрогнуться. На равнине, которая еще совсем недавно была пустынной, вдруг появилась огромная масса орков и волков. Много-много тысяч… Отряд из двадцати рыцарей под командованием Гэдона, выставив вперед копья, атаковал это мерзкое воинство. Эти воины не смогли хотя бы на миг сдержать натиск врага, и тут же были разорваны на части и сожраны все до одного. Вместе с ними были разорваны на части и сожраны и их лошади. Затем началась атака монстров на городок…
Крепостные стены и ворота позволили воинам принца целый день сдерживать натиск врагов, которым все никак не удавалось ни перелезть через стены, ни выломать ворота. Теперь монстрам и волкам противостояли уже не горстка стражников и перепуганные горожане, а опытные и бесстрашные воины. Они разили врагов десятками — копьями, камнями и стрелами, пока вокруг городских стен не выросли горы окровавленных трупов, пока стрелы не стали лететь уже мимо целей, пока руки воинов не обессилели от чрезмерной нагрузки.