Герман Игоревич выходил из соседней аллеи, точно только того и ждал, когда я произнесу его имя. Он сильно изменился. Стал широкий и мощный, а руки покрыли вызывающе яркие татуировки. И я сразу поняла, что это он увел Харда. Та же бейсболка цвета хаки, а под ней пронизывающие янтарные глаза. Злые и беспощадные, как прицел пулемета. Голос тоже изменился. Стал жестче и суше, утратив приветливые интонации, и походил на голос робота.
– Ты стала туго соображать, Кира. С большим трудом ты выполнила лишь первую часть задания. Но это еще не все. Ты должна добыть пятый цветок. Поехали.
Я оглянулась в поисках сторожа, но его нигде не было видно. Наверное, старик ушел со своим шлангом на параллельную аллею. Между тем Герман пребольно ухватил меня за локоть и бесцеремонно потащил за собой. Черный внедорожник с тонированными стеклами ждал на том же самом месте, где меня высадил школьный автобус. Биолог толкнул меня на переднее сиденье и сам сел за руль. Машина тронулась с места, и я с чувством проговорила:
– Мне очень жаль. Правда.
– Охотно верю, – усмехнулся Крутицкий. – Но это ничего не меняет. Ты все равно будешь наказана.
– Но почему я? Допустим, я сделала гадость, но это не повод убивать свою подружку! Ведь смерть Даши на вашей совести, – вспыхнула я от его самоуверенного тона. Он был ненамного старше меня, но называть этого человека на «ты» язык не поворачивался.
Биолог протянул руку и вытащил из бардачка прозрачную папку с какими-то бумагами.
– Я не убивал. Даша сама прыгнула с моста, – проговорил он, кидая папку мне на колени. – На вот, почитай, пока по пробкам тащимся. Это материалы дела.
Я вынула протоколы допросов обвиняемого и свидетелей и стала их просматривать. Так я узнала окончание этой истории. После моей дикой выходки школьный доктор первой ворвалась за сцену. Ничего особенного она не увидела, Герман и Дашка просто сидели на диване, и моя невзрачная одноклассница всего-навсего застегивала кофточку. Но для медички, имевшей зуб на директрису, и этого было вполне достаточно, чтобы раздуть из мухи слона. Утром она собиралась отвезти Дашу к гинекологу на освидетельствование, чтобы убедиться, девушка она или нет, и в противном случае дать ход делу, заявив в милицию о растлении несовершеннолетней воспитанницы. Дашка была не девушка. Для Германа и Дашки это была катастрофа. Даша сказала, что пойдет прогуляться перед сном, чтобы успокоиться. Герман почувствовал фальшь в ее голосе и пошел за ней. И увидел, как его Дашка дошла до середины их обожаемого Радужного моста, где влюбленные по ночам гуляли. Постояла немного у ограждения, глядя в воду, и вдруг перелезла через перила и почти уже прыгнула, но Герман успел схватить ее за руку. От остановки автобуса к ним бежал водитель маршрутки, впоследствии заявивший, что именно Герман Игоревич и столкнул Дашу в воду. Может быть, все так и выглядело со стороны, но биолог всего лишь держал свою подругу, не давая упасть. Однако сил у Крутицкого было маловато, и он, как ни старался, не смог втащить ее обратно на мост. Это в тюрьме он, вероятно, стал таким накачанным, а тогда, насколько я его помнила, был хрупок, как и все люди умственного труда. Дашка висела над водой, улыбалась так светло и повторяла: «Я люблю тебя, слышишь, родной? Люблю! Давай умрем вместе!» Но умирать было страшно, и Герман лишь отрицательно мотал головой. В какой-то момент пальцы его ослабли, выпуская Дашино запястье, и у него в руке остался лишь ее браслет. Вот тогда он и стал совершенно седой.
– Я никогда не видела на Даше этого браслета, – недоверчиво протянула я, открывая бардачок и возвращая папку на место, при этом стараясь не глядеть на мертвенное лицо собеседника.
– А кого ты, кроме себя, вообще видела? – сверкнул злыми глазами Герман Игоревич. – Даша носила его, прикрывая рукавом школьной блузки. Не хотела, чтобы моя мать задавала ей лишние вопросы. Даша не умела врать и обязательно бы рассказала, что это мой подарок. Ты любишь кого-нибудь? – вдруг странно хмыкнув, осведомился Герман Игоревич.
– Допустим. Зачем вам?
– Знаешь, я заметил одну вещь, – задумчиво проговорил биолог. – Браслет этот какой-то странный. Он попал к нам с Дашкой совершенно случайно, и пока она была со мной, все шло прекрасно. Я учился в аспирантуре и даже не мог предположить, что способен на убийство. Но Даши не стало, и я, в общем-то неплохой парень, превратился в чудовище. Когда дядя Игнат привез Дашку из таежной глубинки, чтобы она получила столичное образование, она была для меня всего лишь дальней родственницей. Самой обыкновенной девчонкой, мимо которой я прошел бы, не оглядываясь. Но после того как я подарил ей браслет, словно что-то переменилось в нас обоих. Даша стала моим ангелом, моей единственной и любимой девочкой. Ради нее я поступил в аспирантуру и мечтал сделать научную карьеру. Специально упросил мать разрешить мне преподавать биологию в «Романтике», чтобы быть вместе с Дашей. В тот год она оканчивала школу, и мы хотели уехать куда-нибудь подальше, чтобы пожениться. Больше всего она боялась, что про нас с ней узнает ее папа. Дядя Игнат, – биолог усмехнулся, – был охотник, сибиряк, человек чести и непреложных правил. Как так, родственники – и вдруг надумали пожениться? Раньше все женились на кузинах, и никого это не смущало. Но теперь – другое дело. В этом видят извращение. Да и мою мать Дашка побаивалась. Поэтому никакого освидетельствования проходить не собиралась. Дарья решила вопрос по-своему – чтобы избежать позора, просто прыгнула с моста, и все. Меня обвинили в ее убийстве и посадили на пятнадцать лет, и дядя застрелил на Дашиных похоронах моих родителей. После чего повесился сам в лечебнице для душевнобольных. Так что получается, ты лишила меня всех, кого я любил, Кира.
– Я только хотела, чтобы вы обратили на меня внимание, – виновато пробурчала я. – Подростковая глупость. Но я себя ни в коем случае не оправдываю. Дура была. Простите.
– Простить тебя? – Он даже задохнулся от переполнявшей его ненависти. – Ты довела до самоубийства мою любимую. Ты стала причиной смерти моих родителей. Ты посадила меня за преступление, которого я не совершал. Книгу Бодлера, которую ты бросила на подоконнике, я взял с собой на зону и каждую ночь, читая и перечитывая «Цветы зла», все думал: почему Бодлер? Зачем ты выбрала именно его стихи, чтобы сломать мою жизнь? И однажды вдруг понял – красота в деталях. Ты ценишь детали, которые придают любому предмету неповторимое своеобразие. Это и есть символизм. Радужный мост, над которым так часто искрятся радуги. Браслет с тонким рисунком на девичьей руке. Чужая юношеская любовь, растоптанная и поруганная из-за твоей прихоти. Человеческие жизни, которые легли к твоим ногам. Все это красивые детали, символы, которые украшают твой мир. Это своеобразие, несомненно, присутствует и в поэзии Бодлера. И если объединить тебя и его, то получится невероятно красивая история. История моей мести. И тогда я начал представлять себе, как одного за другим сотру с лица земли всех, кто для тебя что-то значит. И именно Бодлер подсказал мне путь к освобождению. Теоретик одурманивающих веществ, он подтолкнул меня к одной простой мысли. Меня выпустили условно-досрочно вовсе не за примерное поведение, а потому, что я разработал наркотик такой убойной силы, что все остальное по сравнению с ним кажется детской забавой. Его окрестили «винчестер», ибо убивает наповал. Сокращенно «винч». Заинтересованные люди мне создали условия для работы, снабжали нужными химикатами и щедро оплачивали труд. Когда вся зона подсела на новую дурь, меня вызвали в кабинет начальства и предложили за досрочное освобождение и хорошие деньги работать на очень солидных людей. Я согласился. Больше всего я мечтал поскорее выйти на волю и поквитаться с тобой, Кира. Для массового производства препарата мне выделили лабораторию в крупном химическом концерне, и я наводнил Россию «винчем». Я, подающий надежды аспирант биофака, мечтавший ради Дашки когда-нибудь изобрести эликсир бессмертия, мог ли я подумать, что стану убийцей? Я задушил Харда вот этими руками, а ведь когда-то очень любил собак. Пес не должен был оказаться в сторожке. Вот ведь как жизнь повернулась, Кира.