– А ты, я гляжу, один тут хозяйствуешь? – начала издалека тетя Дуся.
– Да, блаженствую в одиночестве.
– А куда Галочка отправилась?
– В Москву поехала, будущему малышу приданое присмотреть.
– Ага, – глубокомысленно проговорила хозяйка, помолчала и осведомилась: – А что у вас за родственник с машиной объявился?
– Какой родственник? С какой машиной? – Владик остановился, оперся на топор.
– Ой, я, наверно, зря сказала.
– Нет, вы уж, тетя Дуся, договаривайте.
– Да я со станции сошла, – многословно, издалека, начала женщина, – я в Немчиновку, к сестре ездила, с Новым годом ее поздравлять. И вот когда к нам на Болшево вернулась, вижу: идет твоя Галочка, такая красавица, в пальтишке модненьком, ну и ничего, что в положении, ей этот ее животик очень даже идет. – Владик терпеливо ждал продолжения. Словесный поток тети Дуси останавливать было сложно, легче отдаться ему и терпеливо ждать, куда он в конце концов вынесет. – И подходит Галочка к машине, новой, а оттуда, из-за руля, выходит мужчина – в кителе! В погонах! Генерал! Видный, немолодой, лет пятидесяти, с седыми висками, с непокрытой головой, и выправка армейская. И он Галочке твоей руку жмет, и дверцу перед ней открывает, и в лимузин за ручку подсаживает. А потом сам в машину, за руль, садится, и, ф-р-р-р, уезжают они! Вот я и думаю, кто это? Родственник? Отец ее, может? Или дядюшка? – И женщина с болезненным любопытством стала вглядываться в лицо Владика.
– Да нет у нее никого, – ошеломленно промолвил молодой человек и только потом подумал, что выдал и себя, и Галю, – ни отца у нее не имеется, ни дядюшки. Тем более генерала. И с машиной. А вы уверены, что это она была?
– Она, дорогой ты мой, как же я свою Галочку-то да не узнаю. И пальто ее, и ботики, и шляпка. И животик. Да ты не волнуйся, – закинула хозяйка очередной гадский шар, – может, начальник ейный или другой какой сослуживец. Встретил да и подвезти решил. А может, заранее сговорились.
Иноземцев потихоньку темнел лицом. «В Москву они поехали, с Ольгой, – подумал он, – приданое малышу присматривать! Да ведь сегодня воскресенье, какое приданое, магазины все закрыты, тем более после Нового года! Эх я дурак!» Однако нашел силы, картинно хлопнул себя по лбу, не уронил чести семьи и своего достоинства:
– Как же я забыл! Ведь это генерал Остапов (откуда только выскочила вдруг фамилия?), начальник нашего отдела, коляску старую, что от его внучка осталась, отдать обещал!
– Оста-апов? Начальник? – крайне недоверчиво протянула тетя Дуся, однако сдулась отчасти, расстроилась. Разоблачение неверной жены с наблюдением последствий не вытанцовывалось.
– У-фф, хорошо! – Иноземцев якобы с наслаждением от проделанной работы вонзил лезвие колуна в колоду. Потом накинул на себя тулуп и скрылся в доме. Ни видеть тетку Дуську, ни разговаривать с нею он больше не мог.
А в доме, недолго думая, вытащил хранившуюся в ящике за окном дежурную бутылку водки, налил себе половину граненого стакана и одним махом выпил.
* * *
Галя в «Победе» генерала молчала. Ехать было тепло и комфортно. Однако она упорно смотрела в сторону, за окно, и покусывала себя за указательный палец – дурная привычка, проявляющаяся в моменты смятения или недовольства собой. Провотворов ее не беспокоил, смотрел прямо, рулил спокойно и бережно.
В те баснословные времена дороги от снега никто не очищал, химической гадостью их сверху не поливал. О зимней резине для автомобилей советские люди не слыхивали, равно как и о шипованной. В особых случаях на колеса надевали цепи – однако поездка в ближнее Подмосковье к таковым не относилась. Несмотря на огромный опыт управления различными механизмами, начиная с этажерки «По-2» и заканчивая самолетом-гигантом «Ту-114», генерал не пижонил, обычную земную «Победу» все равно вел ответственно – обе руки в кожаных перчатках на руле – возможны заносы. За время оттепели, начавшейся с неделю назад, снег набряк, колеса взрывали его, словно трактор. Выехали на Ярославское шоссе, там насыпь оказалась укатанной, обледенелой. Не спеша, не превышая сорока километров в час, Иван Петрович продвигался к Москве.
– Зачем вы в форме? – спросила Галя.
– Демаскирующий фактор? – хохотнул генерал. – Прости. Не успел переодеться.
– Зачем я это делаю? – как бы про себя, но вслух проговорила женщина.
Генерал был не Владик, его душевные метания дамы интересовали мало. Он воздушной армией в войну командовал, людей эскадрильями на смерть посылал. Лично расстреливал предателей и дезертиров. Поэтому не стал переспрашивать, что такого случилось да почему она переживает, – по-прежнему вел авто с каменным выражением лица. И Гале самой, безо всяких наводящих вопросов, пришлось продолжать:
– Меня, кажется, хозяйка на станции видела, когда я к вам в машину садилась. У нее язык длинный – все мужу доложит. Ах, зачем я его обманываю?!
И снова молодая женщина не дождалась ответной реплики генерала. Он сидел, вглядываясь в разрезаемое фарами снежное пространство, и молчал. Машина тем временем миновала только что построенную окружную дорогу.
– Послушайте, Иван Петрович, отвезите меня домой, – проговорила Галя. И снова ноль эмоций, и никакого ответа. Машина медленно, но твердо преодолевала зимний наст Ярославки, приближаясь к Москве.
– Вы слышали?
Молчание.
– Стойте! – закричала она. И опять никакой реакции.
– Да стойте же, наконец! Мне что, с вами драться?!
И только теперь генерал сдал вправо и бережно остановился на обочине. Ни машин вокруг, ни домов, ни людей.
– Выпустите меня отсюда! – закричала молодая женщина и стала искать ручку, отпирающую дверцу автомобиля. Однако ее опыт проезда на легковых машинах ограничивался, кроме путешествий на генераловой «Победе», лишь тремя случаями, когда она позволяла себе такси, – поэтому волшебный крючок никак не отыскивался. Тогда Провотворов потянулся к ней, вроде бы помочь, однако взамен накрыл плечи сильными руками, пару секунд пристально смотрел в ее лицо, а затем поцеловал в губы. Его поцелуй был совсем не как у Владика. Тот касаниями своих губ словно спрашивал, просился, тыркался. Генерал – напротив: он – отвечал, на все и за все, проникал, требовал. Она вся обмякла в его руках, и даже в голове помутилось, лишь одна, страшно совестливая мысль проскочила: «Что я, дура, делаю?!»
* * *
Утром третьего января Владика вызвал к себе начальник Константин Петрович Феофанов. Был он хмур, смотрел недобро. «Что это руководитель косится? – подумал чуткий к чужому настроению Владик. – Продолжает расстраиваться, что Королев меня одарил шампанским? Завидует моей с ЭсПэ близости? Но ведь он давно знал, что мы с Главным конструктором в Крым на станцию связи с «Луной» летали. Мог бы пережить сей факт. Или плохо провел новогодье? Или с работой у него не ладится? Впрочем, что гадать! Все равно к начальству в голову не влезешь, а ты перед руководителем, согласно дореволюционной присказке, должен иметь вид бодрый и придурковатый».