Причина того, что никто не обсуждал книгу, заключалась в том, что все говорили про ходатайство об исключении Зигги. Некоторые еще не слышали о нем, а те, кто знал, с удовольствием делились шокирующей новостью. Каждый рассказывал то, что ему известно.
Разговор шел под председательством раскрасневшейся, лихорадочно возбужденной Мадлен. Селеста лишь невнятно поддакивала.
– Очевидно, Амабелла четко не говорила, что это Зигги. Рената предполагает это из-за случившегося в ознакомительный день.
– Я слышала, у девочки были следы от укусов, что для этого возраста довольно-таки страшно.
– Когда Лили посещала дневную группу, у них там кто-то кусался. Она приходила домой вся черно-синяя. Должна признаться, мне хотелось убить маленькую паршивку, но ее мама была такой симпатичной. Она очень переживала.
– В том-то и дело. В сущности, хуже тем родителям, чей ребенок запугивает других.
– Послушайте, мы здесь говорим о детях!
– Интересно, а почему этого не замечают учителя?
– Разве Рената не может просто заставить Амабеллу сказать, кто виноват? Ей пять лет!
– Полагаю, когда мы говорим об одаренном ребенке…
– О-о, я не знала. А Зигги одаренный?
– Не Зигги. Анабелла. Она, безусловно, одаренная.
– Не Анабелла, а Амабелла.
– Это одно из этих придуманных имен?
– О нет-нет. Это французское имя. Разве вы не слышали, как Рената говорила об этом?
– Ну так этой девочке всю жизнь придется слушать, как люди неправильно произносят ее имя.
– Харрисон играет с Зигги каждый день. Никаких проблем не было.
– Ходатайство! Это просто нелепо. Между прочим, этот киш великолепен. Мадлен, ты сама его испекла?
– Разогрела.
– Ну а тот случай, когда Рената раздала приглашения всем в классе, кроме Зигги. Думаю, это было нечестно.
– Послушайте, а разве государственная школа может исключить ребенка? Неужели это возможно? Разве такие школы не должны принимать всех?
– Мой муж считает, все мы стали чересчур внушаемыми. Он говорит, что в наше время мы готовы навешивать на детей ярлыки типа «задира», хотя они просто дети.
– Пожалуй, он прав.
– Хотя кусаться и душить…
– Гм. Будь это мой ребенок…
– Вы бы не подписали петицию.
– Ну нет.
– У Ренаты уйма денег. Почему бы ей не устроить Амабеллу в частную школу? Тогда ей не пришлось бы иметь дело со всяким сбродом.
– А мне Зигги нравится. И Джейн тоже. Должно быть, непросто справляться со всем одной.
– Знает кто-нибудь, есть ли там отец?
– Мы собираемся обсуждать книгу?
Это была Мадлен, которая наконец вспомнила, что она принимает гостей книжного клуба.
– Думаю, да.
– Кто фактически подписал петицию?
– Не знаю. Держу пари, Харпер подписала.
– Харпер все это затеяла.
– Разве Рената не работает с мужем Харпер или типа того? Ой, постойте, я все перепутала, это же твой муж, Селеста?
Все глаза вдруг обратились на Селесту, словно людям был дан невидимый сигнал. Она вцепилась в ножку бокала.
– Рената и Перри работают в одной отрасли, – сказала Селеста. – Они знают друг друга заочно.
– Мы ведь еще не встречались с Перри, да? – спросила Саманта. – Таинственный человек.
– Он часто ездит в командировки, – ответила Селеста. – Сейчас он в Генуе.
Нет, не в Генуе. Определенно в Женеве.
В разговоре наступила непонятная заминка. Гости притихли. Может быть, она говорила как-то странно?
Ей показалось, от нее ожидают чего-то большего.
– Вы познакомитесь с ним на вечере викторин, – сказала она.
Перри, в отличие от многих мужчин, любил маскарадные костюмы. Он обрадовался, когда узнал, что будет дома в день проведения вечеринки.
– Тебе понадобится жемчужное ожерелье, какое носила Одри в «Завтраке у Тиффани», – сказал он ей. – Я куплю тебе такое в Женеве.
– Нет, – возразила она. – Прошу тебя, не надо.
Когда идешь на костюмированную вечеринку в рамках школьного вечера викторин, предполагается, что ты наденешь дешевую бижутерию, а не ожерелье, по стоимости превышающее средства, которые нужно собрать на интерактивные доски.
Он купит ей в точности такое ожерелье, какое нужно. Он любит драгоценности. Оно будет стоить не меньше автомобиля, и оно будет восхитительным. Увидев его, Мадлен впадет в экстаз, и Селесте захочется снять ожерелье с шеи и отдать ей. «Купи одно и Мадлен тоже», – хотелось ей сказать, и он сделает это с удовольствием, но, разумеется, Мадлен никогда не примет такого подарка. И все же Селесте казалось абсурдным, что она не может подарить вещь, которая доставит Мадлен искреннюю радость.
– Все идут на вечер викторин? – оживленно спросила она. – Наверное, будет весело!
* * *
Саманта. Вы видели фотографии с вечера викторин? Селеста выглядела умопомрачительно. Люди смотрели на нее, открыв рот. Очевидно, то жемчужное ожерелье было настоящим. Но знаете что? На некоторых снимках в ее лице есть что-то печальное. Взгляд человека, увидевшего привидение. Такое ощущение, будто она знала, что в тот вечер произойдет нечто ужасное.
Было здорово. Может быть, в следующий раз мы не забудем поговорить о книге, – сказала Мадлен.
Гости ушли, осталась только Селеста, которая принялась очищать тарелки и ставить их в посудомоечную машину.
– Перестань! – воскликнула Мадлен. – Ты всегда это делаешь!
Селеста имела пристрастие незаметно, без лишних слов прибираться в чужом доме. Каждый раз, как Мадлен приглашала к себе Селесту, ее кухня была вычищена до блеска.
– Садись и выпей со мной чашку чая, а потом пойдешь, – сказала Мадлен. – Смотри, у меня есть последние кексы Джейн. Мне жалко было делиться ими с книжным клубом.
У Селесты засияли глаза. Она собралась сесть, но потом сконфуженно спросила:
– Где же Эд? Он, наверное, хочет вернуть себе свое жилище.
– Что? Не беспокойся за Эда. Он все еще храпит в кровати Хлои, – ответила Мадлен. – И вообще, какая разница? Это и мой дом тоже.
Селеста слабо улыбнулась и села.
– Как все ужасно вышло с бедной Джейн, – сказала она, когда Мадлен положила перед ней кекс, испеченный Джейн.
– По крайней мере, мы знаем, что никто из приходивших сюда сегодня не станет подписывать эту дурацкую петицию, – заявила Мадлен. – Когда все разговаривали, я думала о том, что пришлось пережить Джейн. Она рассказала тебе об отце Зигги, да?