– Привет, Джейн, – сказала Ребекка. – Извините, я старалась выбрать время, когда Зигги будет в постели, но не слишком поздно…
– О, он как раз собирается спать.
Джейн шикнула на Зигги. Он сразу побежал в спальню, видимо испугавшись, что ему попадет от учительницы за то, что еще не спит. В школе Зигги неукоснительно выполнял все правила и всегда старался угодить мисс Барнс. Вот почему невозможно было заподозрить его в столь плохом поведении, если была хоть малейшая вероятность попасться. Джейн без конца наталкивалась на мысли о невозможности этого. Зигги не такой ребенок, чтобы творить подобные вещи.
– Что случилось? – спросила Джейн.
– Хотите, чтобы я перезвонила позже? – предложила Ребекка.
– Нет, все в порядке. Он ушел к себе. Случилось что-нибудь?
В собственном голосе ей послышалась резкость. К счастью, ей удалось записаться к психологу на следующую неделю. Она снова и снова повторяла Зигги, что он не должен и пальцем прикасаться к Амабелле или другим детям, но он всегда монотонно отвечал: «Я знаю, мама. Я никого не трогаю, мама», а немного погодя добавлял: «Не хочу об этом говорить». Что еще могла она сделать? Наказывать за что-то, чему не было убедительного доказательства?
– Просто собиралась спросить, знаете ли вы об этой петиции, которая ходит по рукам? – сказала Ребекка. – Хочется, чтобы вы услышали об этом от меня.
– Петиция? – переспросила Джейн.
– Петиция с просьбой исключить Зигги. Мне очень жаль. Не знаю, какие родители за этим стоят, но хочу, чтобы вы знали, меня это возмущает, и я уверена, миссис Липман тоже будет возмущаться, и, очевидно, это ни на что не повлияет.
– Вы хотите сказать, родители уже подписывают эту петицию? – спросила Джейн. Она ухватилась за спинку стула, заметив, как побелели у нее костяшки пальцев. – Но мы даже не знаем наверняка…
– Я понимаю, – сказала мисс Барнс. – Понимаю, что не знаем! По моим наблюдениям, Амабелла и Зигги дружат. Я совершенно сбита с толку. Я слежу за ними, как ястреб. Правда, я стараюсь, но у меня двадцать восемь детей, двое с дефицитом внимания, один с плохой обучаемостью, двое одаренных детей, по меньшей мере четверо, родители которых считают их одаренными, и один с очень сильной аллергией и… – Мисс Барнс тараторила пронзительным голосом, но вдруг остановилась на полуслове и откашлялась, а потом спокойнее добавила: – Извините, Джейн, мне не следовало говорить с вами в таком тоне. Это непрофессионально. Просто я очень переживаю из-за вас… и Зигги.
– Все нормально, – успокоила ее Джейн.
Было почему-то утешительно услышать напряжение в голосе учительницы.
– У меня слабость к Зигги, – призналась мисс Барнс. – И, должна сказать, слабость к Амабелле тоже. Они оба такие милые. Знаете, в отношении детей у меня довольно хорошая интуиция, и поэтому вся эта история такая странная, такая неприятная.
– Да, – согласилась Джейн. – Не знаю, что и делать.
– Мы что-нибудь придумаем, – сказала мисс Барнс. – Обещаю, мы решим эту проблему.
Было совершенно очевидно, что она тоже не знает, что делать.
Окончив разговор, Джейн пошла в комнату Зигги.
Он сидел на кровати, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене. По его лицу струились слезы.
– Теперь никому не разрешат играть со мной? – спросил он.
* * *
Теа. Вы, наверное, слышали, что Джейн напилась на вечере викторин. Это совсем негоже для школьного мероприятия. Я понимаю, ее, конечно, очень расстраивала эта история с Зигги, но я все время спрашивала себя: почему бы ей не забрать его из школы? У нее ведь нет в этой округе семейных связей. Ей следовало бы вернуться в западные пригороды, где она выросла и где наверняка прижилась бы.
Габриэль. Мы были в восхитительном подпитии. Помню эти слова Мадлен: «У меня восхитительное подпитие». Как это на нее похоже. Бедная Мадлен… Так или иначе, дело было в тех коктейлях. В них было, наверное, по тысяче калорий.
Саманта. Напились буквально все. Вечер был, по сути дела, отличным, пока все не полетело к чертям.
Агде Перри на этот раз? – спросила Гвен, усаживаясь с вязанием на диван Селесты.
Гвен была няней мальчиков с младенчества. Сама бабка двенадцати внуков, она отличалась завидной строгостью, но всегда носила в сумке небольшой запас шоколадных монет в золотой фольге, которые сегодня не понадобятся, потому что близнецы уже крепко спали.
– В Женеве, – ответила Селеста. – Или, постой, может быть, в Генуе? Не помню. Он сейчас еще летит. Вылетел сегодня утром.
Гвен изучала ее зачарованным взглядом.
– У него экзотическая жизнь, правда?
– Да, – ответила Селеста. – Пожалуй, да. Я долго не задержусь. Это новый книжный клуб, и я не знаю, когда…
– Зависит от книги! – заявила Гвен. – В нашем книжном клубе мы недавно разбирали очень интересную книгу. Как она называлась? Она была о… о чем бишь она была? Честно говоря, никому она особенно не понравилась, но моя подруга Пип, она любит угощать блюдом, которое вроде как дополняет книгу. И она приготовила это изумительное рыбное карри, но очень острое, так что мы все еле отдышались. – Гвен помахала руками перед ртом, демонстрируя жгучесть блюда.
Единственная проблема с Гвен состояла в том, что от нее подчас было трудно улизнуть. Перри проделывал это очаровательно, но Селесте было неловко.
– Ну, мне уже пора. – Селеста наклонилась за телефоном, лежавшим перед Гвен на кофейном столике.
– Какой ужасный синяк! – воскликнула Гвен. – Что ты с собой сделала?
Селеста опустила на запястье рукав шелковой блузки.
– Ушиблась на теннисе, – ответила она. – Мы с партнером по двойной игре бросились отбивать один удар.
– Ух ты! – Она внимательно посмотрела на Селесту. На миг воцарилось молчание.
– Что ж, как я сказала, мальчики не должны проснуться…
– Пожалуй, пришло время найти другого партнера по теннису, – сказала Гвен.
В ее голосе прозвучал металл. Тот самый металл, который производил поразительное действие, когда мальчишки дрались.
– Ну, я в этом тоже виновата, – возразила Селеста.
– Готова поспорить, что нет.
Гвен смотрела прямо Селесте в глаза. Селесте пришло в голову, что за все годы ее общения с Гвен муж не упоминался ни разу. Гвен казалась такой выдержанной, такой словоохотливой и занятой со всеми ее разговорами о подругах и внуках, что мысль о муже представлялась излишней.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Селеста.
Зигги продолжал плакать, когда в дверь постучала няня. Он успел рассказать Джейн, что три или четыре ребенка сказали ему, что им не разрешают играть с ним.