– Если б это зависело только от меня… Ты же отлично знаешь. Но я никак не могу пропихнуть твое досье. У меня же начальство есть. Я не знаю в точности ни твоих доходов, Ален, ни доходов Николь, но полагаю… Если б тебе нужно было три тысячи, ну пять, еще можно было бы что-нибудь придумать, но столько…
Все, что произошло потом, случилось из-за одного-единственного слова. Мне не следовало его умолять. Делая это, я совершил нечто непоправимое. Я тут же осознал, что это ошибка, и тем не менее ее сделал. Когда я откинулся на стуле и развернул правое плечо, вот так, немного назад, как если бы хотел почесать левую ягодицу, я не вполне отдавал себе отчет в том, что делал, но это было неизбежным следствием того самого слова. Наверное, ужаснейшие войны были развязаны таким же образом – одним словом.
Я размахнулся, собрал все силы, которые во мне еще оставались, и заехал кулаком ему в физиономию. Он этого совсем не ожидал. Катаклизм разразился немедленно и неизбежно. Мой сжатый кулак попал ему между скулой и щекой, тело его отбросило назад, руки в последний момент инстинктивно попытались уцепиться за стол. Он пролетел метра два, врезался в другой стол, потом в два стула, рука в безнадежном поиске опоры сметала все на своем пути, голова впечаталась в опорную колонну, из горла вырвался хриплый, почти животный крик, все клиенты обернулись, грохот битых стаканов, сломанных стульев, перевернутого стола, оцепенелая тишина. Пространство передо мной было как следует расчищено. Я прижал кулак к животу – так болели костяшки. И все же я встал и вышел, вызвав всеобщее изумление.
Никогда в жизни со мной подобного не случалось, а теперь после бригадира-турка я уделал и собственного зятя. Двоих подряд за несколько дней. Я стал агрессивным, это очевидно.
И вот я на улице.
Я еще не представлял себе хорошенько всех разрушительных последствий своего поступка.
Но прежде чем этим озаботиться, я хотел решить одну проблему, мою главную и единственную проблему: найти эти двадцать пять тысяч евро.
Я отложил зятя в сторонку – для круглого счета – и продолжил свои поиски. Со стороны могло показаться, что я стал совершенно бесчувственным.
В какой-то период я себя неплохо знал. То есть мои поступки никогда меня не удивляли. Когда бóльшую часть жизненных ситуаций ты уже не раз проживал, то знаешь, какую линию поведения лучше выбрать. Ты даже умеешь вычислять обстоятельства, при которых не обязательно себя контролировать (как, например, семейные перебранки с таким козлом, как мой зять). После достижения определенного возраста жизнь по сути своей – череда повторов. А тому, что достигается (или нет) исключительно опытом, менеджмент с гарантией обучает за два-три дня благодаря шкале, в которой люди классифицируются по своим характерам. Это практично, увлекательно, льстит вашей проницательности, создает впечатление, что вы весьма умны, и даже позволяет думать, что вы способны научиться более эффективному поведению в профессиональном плане. Короче, это успокаивает. С течением лет моды меняются и шкалы сменяют друг друга. Сегодня вас тестируют, чтобы проверить, являетесь ли вы методичным, энергичным, решительным или склонным к сотрудничеству. На следующий год вам предлагается выяснить, свойственны ли вам трудолюбие, строптивость, настойчивость, эмпатия или мечтательность. Если вы смените коучера [10] , то обнаружите, что на самом деле в вас скрывается защитник, руководитель, носитель порядка, генератор идей или утешитель, а если примете участие еще в одном семинаре, то вам помогут определить, ориентированы ли вы на действие, метод, идеи или процесс. Такова одна из форм современного лохотрона, от которого все без ума. Это как в гороскопах – в них всегда находишь какие-то черты, которые тебе соответствуют, но в реальности никогда не знаешь, на что ты действительно способен, пока не окажешься в экстремальной ситуации. Например, на данный момент я себя очень удивляю.
Мой телефон зазвонил, когда я выходил из метро. Я всегда нервничаю, когда события развиваются слишком быстро, – а это был как раз тот случай.
– Меня зовут Альберт Камински.
Тон приятный, благожелательный, но уж больно быстро все происходит. Я оставил свое объявление только этим утром, и уже…
– Думаю, я тот, кто вам нужен, – заявил он.
– А кто, по-вашему, мне нужен?
– Вы писатель. Наверняка вы пишете роман, действие которого вертится вокруг захвата заложников, и вам нужен человек, который может дать конкретные и четкие разъяснения. Точную информацию. Если только я правильно понял ваше объявление.
Он изъяснялся на хорошем языке и не дал себя сбить слишком прямым вопросом. И казался вполне надежным. Такое ощущение, что он звонил откуда-то, где не мог говорить в полный голос.
– И вы имеете личный опыт в данной области?
– Именно так.
– Так говорят все, кто мне звонит.
– Я имею опыт многочисленных реальных захватов заложников при различных и достаточно недавних обстоятельствах. Не более нескольких лет назад. Если ваши вопросы лежат в области проведения такого рода операций, то, полагаю, на большинство из них я смогу ответить. Если пожелаете со мной увидеться, оставляю вам мой номер: ноль шесть тридцать четыре…
– Погодите!
Бесспорно, этот парень не промах. Он высказал все спокойно, без раздражения, несмотря на мои нарочито агрессивные вопросы, и даже умудрился перетянуть одеяло на себя, поскольку я вынужден попросить его о встрече. Возможно, он действительно тот, кого я искал.
– Вы свободны сегодня после обеда?
– Смотря во сколько.
– Говорите, когда…
– После двух.
Мы назначаем время. Он предлагает увидеться в кафе на станции метро «Шатле».
Что там происходило после моего ухода? Моему зятю наверняка потребовалось некоторое время, чтобы подняться. Я представил себе Грегори, растянувшегося посреди зала: вот прибегает хозяин, подсовывает ему руку под голову, говорит: «Старина, ну и досталось тебе! Кто он был, этот парень?» В конечном счете я не так уж хорошо его знаю, своего зятя. Например, смелый ли он – представления не имею. Поднялся ли он, стараясь сохранить достоинство, или, наоборот, принялся орать: «Я его убью, этого говнюка!» – что всегда выглядит слегка театрально. Главный вопрос, конечно же, в том, позвонит ли он Матильде сразу или дождется вечера. От этого зависит вся моя стратегия.
Вход в лицей, где Матильда преподает английский, расположен на маленькой улочке. В полдень напротив дверей всегда толпятся подростки. Перешептывания, крики, толкотня, ребята, девчонки, фонтан рвущихся на волю гормонов. Я выбрал место в сторонке, недалеко от входа. Матильда сняла трубку почти сразу. Вокруг нее очень шумно, как и вокруг меня. Сюрприз. Я понял, что муж ей еще не звонил. Мне осталась узенькая лазейка, и я устремился в нее.