Но прежде чем я успеваю ответить, она хватает свой мобильник и начинает набирать номер банка.
Вокруг нас молодые ребята орали, толкались, с удовольствием ссорились, пьяные от радости жить и желать друг друга. Для них вся жизнь сводилась к огромному обещанию счастья. И мы здесь, среди них, моя дочь и я, стоим, даже не пытаясь коснуться друг друга, нас раскачивает волна восторгов этой юности, уверенной, что им все уготовано. Внезапно Матильда показалась мне не такой уж хорошенькой, словно увядшей в своем платье, тоже не таком уж шикарном, скорее обыкновенном. Я поразмыслил и понял: в этот момент моя дочь похожа на свою мать. Потому что она боится того, что делает, потому что ситуация, в которой оказался отец, истощила ее способность к сопротивлению, Матильда кажется словно выцветшей. Даже ее элегантный наряд вдруг стал похож на поношенную кофту.
Она разговаривала по телефону. Послала мне вопросительный взгляд.
– Да, наличными, – подтвердила она.
Занавес. Она приподняла бровь, глядя на меня. Я прикрыл глаза.
– Я могу приехать к вам в семнадцать пятнадцать, – сказала она. – Да, понимаю, двадцать пять тысяч наличными – это много.
Банкир пытается чинить препятствия. Он любит свои деньги.
– Покупка состоится не раньше чем через два месяца, как минимум… За это время… Да, никаких проблем. В пять часов, да, отлично.
Она закончила разговор, явно страшась, что совершила нечто непоправимое. Дочь похожа на меня. Побитая.
Мы постояли еще, не говоря ни слова, разглядывая носки ботинок. Волна любви прокатилась по мне от пяток до головы. Ни о чем не думая, я сказал: «Спасибо». Матильду словно током пронзило. Она помогает мне, любит меня, ненавидит меня, ей страшно, ей стыдно. В ее возрасте отец ни за что не должен был вызывать в дочери столь сильные чувства, занимать столько места в ее жизни.
Не сказав ни слова, она идет обратно в лицей, опустив плечи.
Я должен вернуться сюда к пяти часам, чтобы поехать с ней в банк. Звоню Филиппу Месташу, детективу:
– Вы получите аванс завтра утром. В девять у вас в офисе? Можете набирать команду.
«Шатле».
Вроде бы кафе, но с клубными креслами. Стильно. Шикарно. Такое заведение мне бы понравилось в те времена, когда я получал зарплату.
Первое, о чем я вспомнил, когда увидел его, – голос. Этот голос казался чужеродным, словно он взял его напрокат и теперь стеснялся использовать. Он почти не шевелил губами, едва-едва, как в замедленной съемке. Очень худой. Мне он показался довольно странным. Похож на игуану.
– Альберт Камински.
Он не стал вставать, только приподнялся на мгновение, протянув мне вялую руку. Первая оценка: –10. Для начала забега это слишком большая фора, а я не могу себе позволить терять время. У меня свои цели.
Я присел, но на краешек кресла и напряженно выпрямившись: надолго я не задержусь.
Он моего возраста. Мы помолчали, пока гарсон принимал заказ. Я лихорадочно пытался нащупать, что меня в нем беспокоит. Понял. Этот тип сидит на наркотиках. Для меня это темный лес, потому что, как ни поразительно, я ни к чему подобному ни разу не прикасался. Для человека моего поколения это практически чудо. Поэтому я такие штуки не сразу замечаю. Но думаю, что попал в яблочко. Камински скатывается по наклонной плоскости. Я бы сказал, что мы сводные братья. Наши плоскости разные, но падения схожи. Инстинктивно я отстранился. Мне нужны люди сильные, компетентные, способные действовать эффективно.
– Я был майором полиции.
Лицо помятое, но глаза жесткие. Ничего общего с Шарлем. Алкоголь разрушает человека по-другому. На что он подсел? Я в этом ничего не понимаю, но своим человеческим достоинством он явно не поступился.
Оценка: –8.
– Бóльшая часть моей карьеры была связана со спецназом – Raid [13] . Поэтому я и ответил на ваше объявление.
– Почему вы там больше не работаете?
Он улыбнулся и наклонил голову. Потом:
– Если позволите, сколько вам лет?
– Больше пятидесяти. Меньше шестидесяти.
– Мы приблизительно одного возраста.
– Не вижу связи.
– В наши годы есть определенные категории, которые я распознаю сразу: педерасты, расисты, фашисты, лицемеры, алкоголики. Наркоманы. А вы, мсье?..
– Деламбр. Ален Деламбр.
– Вы же прекрасно видите, кто я, мсье Деламбр. Вот и ответ на ваш вопрос.
Мы улыбнулись друг другу. Оценка: –4.
– Я был переговорщиком, был уволен с полицейской службы восемь лет назад. За профессиональную ошибку.
– Серьезную?
– Смерть человека. Точнее, смерть женщины. Самоубийца. Я был частично ответствен. Экстези. Она выбросилась из окна.
Тип, который отбивает десять очков форы за несколько минут, умеет играть на сочувствии, близости, схожести – короче, отличный шулер. Вроде Бертрана Лакоста. Или кто-то очень искренний.
– И вы полагаете, что я стану доверять человеку вроде вас?
Он на мгновение задумался.
– Зависит от того, что вам надо.
Он выше ростом, чем я. Метр восемьдесят, если встанет. Плечи широкие, но книзу все истончается. В девятнадцатом веке его приняли бы за чахоточного.
– Если вы действительно романист и ищете информацию о захвате заложников, я вам подхожу.
Намек понятен, он не дал себя провести.
– А что это означает – Raid?
Он прищурил глаза с сокрушенным видом.
– Нет, я серьезно…
– «Поиск, содействие, вмешательство, разубеждение». Я был в «Разубеждении». Ну, пока окончательно не скатился.
Он неплох. Даже если на пару мы и кажемся командой утопленников. На что он живет? Одет бедно. Чувствуется, что он перебивается от случая к случаю, со здоровьем плохо, так что он не должен отказываться ни от какого приработка. Рано или поздно этот парень закончит свои дни в тюрьме или в мусорном баке дилера. С точки зрения расценок это означает, что я могу торговаться. Едва я подумал о деньгах, на меня навалилась печаль. Промелькнул образ Матильды, потом Николь, которая больше не хочет спать рядом со мной. Я устал.
Альберт Камински посмотрел на меня с тревогой и подвинул поближе графин с водой. Мне никак не удается перевести дух. Я зашел слишком далеко, все зашло слишком далеко.
– Вам нехорошо? – настойчиво переспросил он.
Я выпил залпом стакан воды. Встряхнулся: