– Она… умрет? – спросила она после паузы.
– Скорей всего, – ответил доктор. – Вы можете посидеть рядом с ней. Столько, сколько хотите.
Бабушка Маула разжала морщинистые губы и тихо уточнила:
– Сколько ей осталось?
– Несколько часов, – ответил доктор. – Если повезет, доживет до утра. Мне очень жаль, что так получилось, – добавил он виновато.
Старая Маула встала с кресла. Снова села. Несколько секунд она сидела, глубоко о чем-то задумавшись. Внезапно Маула глубоко вздохнула – казалось, вся жизненная сила излилась в этом вздохе. А потом она поднялась с кресла и пошла к двери.
– Я вас провожу, – сказал доктор, быстро ее нагнал и распахнул перед нею дверь.
В палате доктор оставил Маулу и Аню одних. Он вышел так тихо и так тихо прикрыл за собой дверь, что старая Маула не услышала. Впрочем, в эту минуту она вообще забыла о его существовании.
Сидя на стуле перед кроватью, старуха протянула морщинистую руку и легонько провела ладонью по лбу Ани. Лоб был обжигающе горячим. Аня приоткрыла глаза.
– Бабушка… – тихо проговорила она.
– Тише, – голос Маулы звучал глухо. – Не трать силы.
– Мне очень плохо, бабушка.
– Знаю.
Аня облизнула сухим языком сухие губы и тихо спросила:
– Я умираю?
Маула не ответила. Аня закрыла глаза.
– Из черного леса… – забормотала она тихим сбивчивым шепотом, – когда звезды превращаются в росу… Он будет есть наши сердца… Будет есть наши сердца…
Девушка замолчала. Маула долго смотрела на нее, потом сказала все тем же глуховатым голосом:
– Мне пора идти.
Аня снова открыла глаза.
– Куда? – тихо спросила она. – Куда ты уходишь, бабушка?
– Есть дело. Важное.
– Но на улице вечер. Скоро будет темнеть.
– Ничего страшного.
Аня попробовала улыбнуться, но у нее не хватило для этого сил.
– Я буду скучать по тебе, – прошептала она.
– Не будешь. Тебе надо уснуть. Крепким сном. Утром ты проснешься здоровая, – бабушка улыбнулась морщинистыми губами. – Закрой глаза, милая. Закрой глаза.
Аня закрыла глаза.
– Спи… – проговорила старая Маула. – Все будет хорошо.
Старуха посмотрела в сумрачное окно. С той стороны стекла на нее глядела тьма.
Старая Маула отвела взгляд от окна, наклонилась к Ане и стала что-то шептать ей на ухо. Она шептала пару минут. Потом выпрямилась и тихо проговорила, глядя на лицо внучки с нежностью, сожалением и горечью:
– Сейчас ты меня не слышишь. Но слова мои не пропадут даром. Когда-нибудь ты их вспомнишь. Прощай!
Маула тяжело поднялась со стула и направилась к двери.
23
Игнат Борисович Соболев сидел за столом, нервно постукивая пальцами по столешнице. Лицо его было темным от горя и гнева. Один он оставался недолго, дверь открылась, и конвойный ввел Егора.
Парень осунулся, выглядел измученным и невыспавшимся. Усадив его за стол, конвойный вышел из комнаты для свиданий.
Некоторое время оба, отец и сын, молчали. Соболев-старший разглядывал сына с мрачноватым интересом, словно увидел его впервые после долгих лет разлуки. Егор опустил голову, в глаза отцу он не смотрел.
Первым молчание нарушил Игнат Борисович.
– Сидишь? – хмуро проговорил он.
Егор глянул на отца из-под насупленных бровей.
– Сижу, – тихо ответил он и снова опустил взгляд.
– Какого черта ты это сделал?
– Ты сам знаешь, – сказал Егор. – Я не мог иначе.
– Вот как? Не мог, значит?
Егор вскинул голову, бешено сверкнул глазами и выпалил:
– А ты бы на моем месте как поступил?! Что бы ты сделал, если бы твоя невеста тебе изменила?!
Отец смотрел на него спокойным, холодным взглядом, и Егор снова отвел глаза.
– В общем, так, – сухо проговорил Игнат Борисович после долгой паузы. – Ты выйдешь отсюда завтра утром.
– Как? – изумился Егор.
– Просто. Ногами. А потом ты пойдешь к старой ведьме и будешь просить у нее прощения. На коленях! И молись, чтобы девочка осталась в живых.
Игнат Борисович встал из-за стола и направился к двери.
Маула собрала в узелок все, что было нужно, обвела комнату долгим взглядом, словно прощаясь, и вышла из дома.
На улице было холодно. Небо уже потемнело, но скорее из-за туч, потому что звезды еще не зажглись. Проходя мимо дома Клавдии, она услышала, как кто-то ее окликнул.
– Бабушка Маула!
Старуха остановилась и повернула голову на голос. У калитки стояла Клавдия.
– Бабушка Маула, – сбивчиво начала она, – я хотела сказать…
– Не надо, Клавдия, – оборвала ее Маула.
– Я виновата. Не доглядела.
Старая Маула отвернулась и зашагала дальше. Клавдия обиженно посмотрела ей вслед и не удержалась.
– А ты сама? – крикнула она. – Думаешь, ты сама не виновата? Где были твои глаза, старуха?!
Маула остановилась и резко обернулась. Клавдия тут же осеклась, наткнувшись на яростный взгляд ее холодных глаз. Секунду старая Маула смотрела на нее. Клавдия повернулась и быстро засеменила в дом. Старая Маула отвернулась и продолжила путь.
Ни Маула, ни Клавдия не заметили припаркованную на другой стороне улицы машину. Мотор не работал, фары были погашены.
Войдя в дом, Клавдия прикрыла за собой дверь и повернулась к шторке, отделяющей от комнаты умывальник. За шторкой кто-то умывался. Мужской голос из-за шторки проговорил:
– Это была старая ведьма?
– Да, – ответила Клавдия. Она села за стол, вздохнула и громко произнесла, обращаясь к человеку за шторкой:
– Я ее боюсь! Что, если она будет мне мстить? Ведь Максим – мой племянник. А это все случилось из-за него.
– Нет, – отозвался из-за шторки мужской голос. – Это все случилось из-за моего идиота-сына. Не наигрался в детстве в ножички, мерзавец. А насчет старухи не бойся. Если она вздумает причинить тебе вред – скажи мне. И я ее закрою.
Шторка отъехала в сторону, и Игнат Борисович Соболев прошел от умывальника к столу, на ходу вытирая руки. На нем были только майка и трусы. Остановившись возле стола, он нагнулся к Клавдии и поцеловал ее в щеку.
– Не бойся, маленькая, – сказал он. – Я все улажу.
Клавдия посмотрела на него снизу-вверх, потерлась об его мощную руку щекой и пожаловалась:
– Игнаша, у меня неприятные предчувствия. Сердце не на месте…