– Как вы думаете, Эд нам поможет? – спросил Адам.
– Если не поможет, я от него до самой могилы не отстану.
– Впервые слышу от вас такую серьезную угрозу, – засмеялся Адам.
– Едва ли, – пробормотала Кэт, продолжая разглядывать листовку.
Они вышли из лифта. Итак, билеты ближнего круга идут по десять тысяч долларов. Изабель заказала два.
– Я никому не угрожаю, – сказала Кэт и швырнула скомканную листовку в урну.
Повариха Адама приготовила им восхитительный обед. Корнуэльские куры в клубничном соусе, канадский рис. В ведерке со льдом дремала бутылка вина. А на столе, естественно, стоял канделябр со свечами. Все в лучшем виде, как думалось Адаму. Во всяком случае, он на это рассчитывал.
Но его ожидания не оправдались.
Кэт рассеянно гоняла по тарелке кусочек морковки. Куда девался ее аппетит? Вздохнув, она положила вилку и посмотрела на Адама.
– Все думаете об Эстерхаусе? – спросил он.
– И… обо всем остальном.
– Включая нас?
Она кивнула.
Адам поднял бокал и сделал глоток. Кэт смотрела и ждала, когда он хоть что-то скажет. Молчание было для нее непривычно.
«Почему же нам так тяжело друг с другом?» – думала она.
– Мне вредно здесь задерживаться, – сказала она.
Адам посмотрел на ее тарелку с едва тронутой едой.
– По крайней мере, здесь вы не питаетесь фастфудом.
– Я не о еде. Вредно с эмоциональной точки зрения. Я не привыкла рассчитывать на мужчину. У меня такое ощущение, будто я встала на ходули и едва держусь, ожидая неминуемого падения. Когда я смотрю на все это, – она обвела рукой элегантно сервированный стол, красиво подсвеченный серебряным канделябром, – этот мир кажется нереальным.
– А я? – спросил Адам.
– Не знаю, – ответила Кэт, глядя ему прямо в глаза.
Адам ущипнул себя за руку, пожал плечами и улыбнулся:
– По-моему, вполне реальный.
Кэт не оценила юмора. За весь вечер Адаму не удалось добиться от нее даже легкой улыбки.
– Кэт, если вы постоянно ждете, что вам сделают больно, рано или поздно это случится.
– Нет, верно как раз обратное: если ты постоянно готова, тебе никто не сделает больно.
Адам сокрушенно вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Замечательный прогноз на будущее.
Кэт засмеялась. Невесело, отрешенно.
– А я, Адам, не загадываю на будущее. Я проживаю каждый день, стараясь наслаждаться тем, что мне доступно. Сейчас я наслаждаюсь вашим обществом. Но я хочу взять с вас одно обещание: когда все это кончится, так мне и скажите. Не надо никаких словесных кружев, никаких вежливых иносказаний. Только правду. Если я не то, что вам нужно, если наши отношения не выстраиваются так, как бы вам хотелось, скажите мне об этом в лицо. Я не хрустальная. Не разобьюсь.
– Вы уверены?
– Уверена.
Кэт подняла свой бокал и невозмутимо отхлебнула. Адам знал правду. На самом деле ее сердце было таким же хрупким, как этот бокал. Просто она старалась этого не показывать. Быть слабой – ниже ее достоинства. Закваска Южного Лексингтона? Скорее всего, Кэт была убеждена: стоит только утратить бдительность, и он сделает ей больно.
«Возможно, она права», – подумал Адам.
Он отодвинул стул и встал:
– Идемте.
– Куда?
– Наверх. Если наши отношения обречены, давайте наслаждаться ими, пока есть возможность.
Кэт беззаботно рассмеялась и тоже встала.
– Пока солнце светит, – сказала она.
– А если ничего не получится…
– Мы оба не обидимся, – закончила она.
Они поднялись в спальню Адама, закрыли дверь, оставив за нею весь мир. Кэт спокойно принялась раздеваться.
«Будем проживать каждый день, – подумал он, глядя, как предметы ее туалета падают на пол. – И каждый момент. А что будет потом, это мы увидим завтра».
Адам обнял ее, поцеловал. Он старался быть нежным. Ей хотелось неистовства. Казалось, занимаясь любовью, она сражалась со своим внутренним демоном, а может, и с самой собой. Любовь и война, наслаждение и отчаяние – все это испытывал Адам, занимаясь любовью с Кэт.
Когда всплески страсти затихли и изможденная Кэт заснула в его объятиях, он лежал без сна. В сумраке спальни белела антикварная мебель и сводчатый потолок.
«Это и стоит между нами, – думал он. – Мое богатство. Мое имя. Ее это пугает».
Кларк вернулся после недельного отпуска, обгоревший на солнце и весь искусанный комарами. Комары насладились нежданным лакомством, а вот у Кларка не получилось насладиться отдыхом.
– Всего одна жалкая рыбешка, – посетовал он. – Таких тощих угрей я еще не видел. Я не знал, то ли ее жарить, то ли пустить в аквариум моей ребятни. Всю неделю – никакого клева. Потерял три своих лучших мормышки. Ушла рыба из тех рек. Напрочь ушла.
– А Бет сколько поймала? – осторожно спросила Кэт.
– Бет? – удивился Кларк, словно впервые слышал это имя.
– Ваша жена.
Кларк кашлянул.
– Шесть, – нехотя признался он. – Может, семь.
– Только семь?
– Возможно, даже восемь. Обычная камбала.
– Она у вас здорово умеет ловить камбалу.
Кларк молча облачился в свой белый халат.
– И как тут без меня? Было что-нибудь интересное?
– Ничего.
– И зачем я спрашиваю? – проворчал Кларк. Он подошел к ящику и вытащил кипу своих бумаг. – Вы только посмотрите!
– Все ваши, – сказала Кэт. – Мы не трогали.
– Премного благодарен.
– Это еще не все. У вас стол завален бумагами на подпись.
– Ладно-ладно. Это специально делают, чтобы у таких парней, как я, даже и мыслей об отпуске не было.
Он вздохнул и двинулся в свой кабинет.
Кэт уселась за стол, слушая знакомое поскрипывание теннисных туфель Кларка. Все как обычно, привычная многолетняя рутина. Тогда откуда сегодня такая подавленность?
Она встала, налила себе еще чашку кофе. Третью за это утро. Кэт превращалась в кофеманку, сахароманку и… «любвеманку»? Специалистку по безнадежным отношениям. Она снова села. Если бы она могла хотя бы день… хотя бы час не думать об Адаме, она бы сумела вернуть контроль над своей жизнью. Но Адам превратился для нее в наваждение. Что он делает сейчас? Сидит у себя в кабинете, погруженный в дела. А по ней скучает?
Кэт взяла папку, раскрыла, поставила свою подпись и снова захлопнула. Она едва не застонала, услышав скрип теннисных туфель.