– То есть ревность со стороны любовника Светланы у нас не проходит? – уточнил Юра.
– Пока нет.
– А со стороны женщин Параскевича?
– Тут есть о чем поговорить. Некая Людмила Исиченко, особа экзальтированная и, похоже, с быстро отъезжающей в дальние края крышей, утверждает, что Леонид Параскевич был предназначен ей свыше и должен принадлежать ей безраздельно. Пыталась воздействовать на Светлану, даже ножом на нее замахивалась, в результате чего Светлана получила нервный срыв и два месяца довольно тяжелого лечения в клинике. Это все было, я узнавала. Параскевич пришел домой, обнаружил жену на полу в глубоком обмороке, вызвал «Скорую», врачи привели ее в сознание и увезли в клинику нервных болезней. Ольшанский изъял в архиве клиники карту Светланы, все подтверждается. Исиченко преследовала Леонида, прохода ему не давала, и он сказал ей, что они смогут быть вместе только через год. Иными словами, должен пройти ровно год, в течение которого они не должны ни разговаривать по телефону, ни встречаться, только так они, дескать, смогут искупить свой грех.
– Какой грех-то? – не понял Коротков. – Он что, грешил с ней, изменял Светлане?
– Ну откуда же мне знать. Исиченко говорит, что нет, да и Светлана склонна думать, что этого не было, но точно знать мы не можем. Под грехом в данном случае подразумевалось их поведение, приведшее к тяжелой болезни Светланы. Исиченко приняла аргументы романиста и целый год сидела тихонечко, ждала заветного часа, когда сольется в экстазе со своим любимым. Ну вот, Юрочка, год и прошел.
– Чего – вот? А дальше?
– А ты догадайся, – усмехнулась Настя.
Коротков минутку помолчал, потом поднял на Настю растерянный взгляд.
– Не может быть, – сказал он почти шепотом. – Ты меня разыгрываешь.
– Ни в одном глазу, – заверила она Юру. – И, судя по полубредовым высказываниям Исиченко, она имеет к убийству Параскевича самое непосредственное отношение. За ней, конечно, постоянно наблюдают, но она никуда скрываться не собирается и ничего подозрительного не делает. Костя весь в раздумьях.
– А чего думать? Он ее допрашивал?
– В том-то и дело, что нет. Что толку ее допрашивать, если она больная? Ее показания юридической силы не имеют. А вот информацию, которую можно использовать в оперативных целях, из нее вполне допустимо вытягивать. И то еще вопрос, не найдется ли идейный борец за права человека, который сочтет, что неэтично и безнравственно пользоваться информацией, выболтанной психически нездоровым человеком. Ох, Юрка, до чего я не люблю, когда психи попадаются. С ними – как на пороховой бочке: или они сами что-нибудь выкинут, или потом адвокаты тебя с какашками съедают. Но наша Исиченко, похоже, знает, кто убил Параскевича. Или думает, что знает.
– Ася, а может, она не очень сумасшедшая? – с надеждой спросил Коротков. – Может быть, с ней все-таки можно как-то договориться?
– Юрочка, милый, ну что ты говоришь! Ей Параскевич после смерти является. О каком психическом здоровье тут можно рассуждать?
– Да, верно, – покачал он головой. – Если является, тогда, конечно, кранты. На ее слова полагаться никак нельзя.
– Зато, Юрасик, у нашей Исиченко есть совершенно замечательные родственники, а еще у нее есть коллекция антиквариата и живописи. Она у нас богатая наследница, к тому же сама бездетная. Чуешь?
– Чую! – обрадованно вскочил Коротков. – Даришь?
– А то. Беги скорей, садись за стол и работай, чтобы в половине первого у нас было что предъявить Колобку.
До половины первого оставалось еще пятьдесят минут. Настя надеялась, что этого времени хватит на подготовку отчета, за который им не придется краснеть перед начальником.
* * *
Наталья Досюкова на выборы не ходила. Ей это даже в голову не пришло. Она была абсолютно равнодушна к политике, и единственное, что ее интересовало, это чтобы к власти снова не вернулись коммунисты, которые у всех все отнимут и опять устроят уравниловку. Ей совсем не хотелось, чтобы у нее отнимали то, что досталось ей с таким трудом. Да что там с трудом – с грехом. С огромным, которому нет прощения.
В воскресенье она спала долго и сладко, не нужно было никуда бежать, никому звонить. Проснувшись, побродила по огромной квартире, в которой прожила пять лет – четыре года с Евгением и год одна после того, как его арестовали, – и в которой знала каждую вещь, каждую складку на шторах, каждую щербинку на полу. Она до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что теперь она – хозяйка этой квартиры, а также трехэтажного дома в ближнем Подмосковье. За год, прошедший после ареста Жени, она ни разу не привела сюда мужчину, просто не до того было. Теперь можно начинать думать о том, как жить дальше.
Наталья плотно позавтракала, с удовольствием съела гавайскую овощную смесь с шампиньонами и банановый йогурт, выпила кофе и уже собралась было одеваться, чтобы ехать на встречу с Виктором Федоровичем, когда зазвонил телефон.
– Натулик? – услышала она игривый мужской голос и невольно поморщилась. – Как дела? Чем занимаешься?
– Ничем особенным, – сдержанно ответила она. – А у тебя как дела?
– Более или менее. Ты меня совсем забыла, детка? Нехорошо.
– Нет, я тебя помню, Вадим. Особенно хорошо помню, как ты не дал мне денег, когда мне нужен был хороший адвокат для Жени.
– Да брось ты! – засмеялся Вадим. – Я же не сумасшедший, чтобы собственными руками разрушать свое счастье. Женька всегда был моим соперником, а я, если ты помнишь, все четыре года пытался увести тебя. И вот наконец такой шанс – Женьку арестовывают за убийство! Ты свободна! Зачем же я буду помогать тебе с адвокатом для него? Чем больше срок он получит, тем для меня лучше.
– Ты подонок! – вырвалось у Натальи.
– Ну-ну, не горячись, ты же понимаешь, что я шучу. Натулик, у меня в тот момент не было денег, это правда. Я же нищий по сравнению с Женькой, для меня даже сто тысяч деревянных – и то сумма, а ты просила десять тысяч долларов. Но то, что я тебя люблю по-прежнему, это не шутка. Давай встретимся, а?
– Ты в своем уме, Вадик? – сказала она уже намного мягче. – Ты же знаешь, мы с Женей поженились.
– Ну и что? Эка невидаль, поженились. Я и сам женат. Речь же не об этом.
– А о чем?
– О том, как хорошо нам с тобой было. Ты вспомни, Натулик, вспомни. И для того, чтобы нам с тобой снова стало хорошо, брачное свидетельство вовсе не нужно. Так я приеду?
Наталья на минуту представила себе, что произойдет, если Вадим приедет. Ей действительно было безумно хорошо с ним, это правда. Он был превосходным любовником, как раз в ее вкусе, да и мужик он красивый, глаз радуется, глядя на него. Все четыре года, что она прожила с Женей, она тайком бегала трахаться с Вадимом, потому что была здоровой молодой женщиной с хорошим сексуальным аппетитом, а слабый и скучный в постели, к тому же некрасивый Евгений Досюков не мог дать ей того, чего ей хотелось и без чего она не могла (или не хотела?) обходиться. Если не считать журналиста Джеральда, то после ареста Досюкова она ни разу ничего себе не позволила. А организм требовал… И сейчас, слушая раздававшийся в телефонной трубке голос любовника, Наталья понимала, что требования эти стали весьма и весьма настойчивыми. Удовлетворение сексуального голода в компании Вадима было беспроблемным и надежным вариантом, не нужно думать о том, подойдет ли ей партнер, заранее было известно, что подойдет. Не нужно говорить слова, потому что между ними давно все ясно. Можно вообще ни о чем не беспокоиться.