* * *
У Юры Короткова все было сложнее. Во-первых, даже в те редкие дни, которые действительно получались выходными, он не мог спокойно отдыхать дома, потому что жил в маленькой двухкомнатной квартире с женой, сыном и парализованной тещей. Во-вторых, его любимая женщина Люся предупредила, что, вполне возможно, сумеет освободиться от жесткого супружеского надзора и провести с Юрой несколько часов. Она обещала позвонить, как только сможет вырваться, и Юра, разумеется, тут же помчался на работу, чтобы без опаски и оглядки терпеливо ждать ее звонка.
Поэтому 2 января Саша Юлов, которому в этот день выпало дежурить по отделению, нашел Короткова не дома, а в кабинете на Петровке.
– Что нового по Турину? – спросил Коротков, с трудом скрывая разочарование оттого, что в трубке послышался голос не Люси, а молодого оперативника.
– Практически ничего. Он действительно никуда не ходит и почти ни с кем не общается. Я встречался с его бывшей женой, она характеризует Андрея как романтика-недотепу. Она считает, что он ни в коем случае не мог совершить насилие над женщиной, а тем более над девочкой.
– Ну, что там она говорит и считает, это дело десятое. Я таких аргументов не принимаю. Не может совершить традиционного изнасилования только тот мужчина, у которого отсутствует половой член. Все остальные могут, и всех остальных можно подозревать, – жестко ответил Юрий, который за много лет работы в розыске так и не привык к убитым и изнасилованным детям и каждый раз делался слепым и глухим от ярости и ненависти к преступнику. – А что ты имел в виду, когда сказал, что Турин почти ни с кем не общается?
– Я наблюдал за его квартирой два дня подряд. Он ни разу не вышел на улицу, но к нему приходила женщина. Она приезжала на машине, поэтому я ее легко установил.
– Кто такая?
– Параскевич Светлана Игоревна, прописана в Москве, шестьдесят седьмого года рождения. Алло! Юра, ты куда делся? Алло! Разъединилось, что ли? Алло!
– Я здесь, – ответил Коротков. – Повтори еще раз.
– Параскевич Светлана Игоревна. Что будем делать? Начнем ее разрабатывать или переключимся на Гену Варчука?
– А ты по Варчуку что-нибудь успел сделать?
– Я собрал сведения о его друзьях по месту жительства и по дому на Котельнической. Оказалось, что Гена раньше подолгу жил у деда, потому что дед у него в прошлом какой-то крупный деятель и у него квартира огромная, а там, где Гена жил с родителями, было тесновато, они вообще ютились в коммуналке, пока кооперативную квартиру не построили. Поэтому на Котельниках у Варчука полно приятелей. Но ребят я пока не трогал без твоей команды.
– Правильно сделал. Значит, так, Саня, команду ты от меня, считай, получил, начинай заниматься друзьями Варчука. А Светлану Игоревну не трогай.
– Почему? Ты с ней знаком и уверен, что она ни при чем?
– Ну, к изнасилованию-то она точно отношения не имеет, – усмехнулся Коротков. – А то, что она про Турина может рассказать много интересного, это наверняка. Но ведь и Турин может кое-что о ней рассказать, коль они знакомы. Вот это как раз мне и надо. Ну-ка давай еще разочек с подробностями, где и когда ты ее засек.
Юлов терпеливо пересказал со всеми деталями ту сцену, которую увидел из окна квартиры одинокой бабульки, и назвал Короткову номер машины.
– В чем она была одета?
– Короткая шубка, голубоватая такая, черные брюки, узенькие. Шапки на ней не было, голова непокрытая. А чего она натворила-то?
– Да бог ее знает, может, и ничего. Только когда неутешная вдова начинает слишком быстро утешаться с другим мужчиной, это всегда наводит на разные мысли.
– А она что, вдова? – удивился Юлов. – Она же молодая совсем.
– Так у нее и муж был молодой, они ровесники. Мы как раз его убийством занимаемся.
– Ах вон что…
После разговора с Юловым Коротков попытался дозвониться до Анастасии, но в этом трудном деле не преуспел. Ее домашний телефон был занят намертво. Он предпринял уже около десяти попыток, когда позвонила Люся и сказала, что может выходить из дома. Разумеется, Коротков тут же сорвался с места, мысленно наказав себе не забыть дозвониться до Каменской хотя бы из уличного автомата. Но поскольку возможность встретиться с Люсей выпадала не так уж часто, цена такому наказу была, честно говоря, невелика.
* * *
Конечно, опасения Стасова оправдались, Маргарита успела вернуться из своей заграничной поездки до праздника и тут же забрала Лилю. Новый год он встретил вдвоем с Татьяной, но сам факт встречи можно было считать чисто условным. Минут за двадцать до наступления торжественного момента они вдруг ни с того ни с сего занялись любовью, телевизор, правда, при этом оставался включенным, и, когда начали бить куранты, Татьяна испуганно воскликнула:
– Ой, Димка, а Новый год-то!
Они выскочили из постели, оба голые, Стасов быстро открыл бутылку шампанского, они торопливо чокнулись, проглотили залпом зеленовато-золотистую жидкость и нырнули обратно под одеяло. Примерно через полчаса они накинули теплые халаты, с завидным аппетитом поели и снова улеглись в постель, разговаривая и одним глазом поглядывая в телевизор, где по всем программам им предлагали современную интерпретацию старых песен.
– Знаешь, – рассказывал жене Стасов, – у меня такое странное чувство появилось… Я стал думать, что, может, зря ушел со службы.
– Откуда такие мысли? – удивилась Татьяна. – Полгода еще не прошло с тех пор, как ты с пеной у рта мне доказывал, что ты ненавидишь свою службу.
– Мне поручили частное расследование обстоятельств осуждения одного бизнесмена, совершившего убийство. Он хочет доказать свою невиновность и добиться пересмотра дела и оправдательного приговора. Но убийством этим занимались мои бывшие коллеги, ребята из моего главка. И вот, понимаешь ли, Танюша, какая штука: чтобы отработать свой гонорар и доказать невиновность этого Досюкова, я должен найти следы явной недобросовестности своих ребят, может быть, просто ошибки и недоработки, а может быть, и улики, говорящие о том, что они преднамеренно вели дело к обвинению и осуждению Досюкова. Но чем больше я копаюсь в этом деле, тем больше убеждаюсь, что наши ребята сработали на совесть. То есть я доверия клиента не оправдываю, я не смогу помочь ему доказать его невиновность, но меня это, черт возьми, радует. Понимаешь? Радует! Мне приятно, что мои коллеги не ударили лицом в грязь, что они честно и добросовестно отрабатывают свою зарплату. Эдакое чувство корпоративной гордости.
– А что клиент? Он действительно невиновен, как тебе кажется? Или просто блефует?
– Трудно сказать. Все говорит о том, что он виновен. А он упирается, и меня это как-то… настораживает, что ли. На что может рассчитывать человек, когда против него такой набор доказательств? Должен же у него быть элементарный здравый смысл! Я никак не могу понять, что за всем этим стоит – его безмерная наглость или его истинная невиновность.