Несложно вообразить финал этой сцены. Спустившись по лестнице вниз и обнаружив, что Морган мертв, Мэдок испугался и запаниковал, не зная, что делать дальше. Посылать за доктором Пэрри не имело смысла; помощь Моргану уже не требовалась. Но что делать ему самому? Если он признается в убийстве, его повесят. С ужасом осознав это, Мэдок предпринял отчаянную попытку скрыть содеянное, прежде чем кто-нибудь докопается до истины. Избавиться от тела не представлялось возможным. Куда бы он его спрятал? Зато он мог выбросить орудие убийства и тем самым пустить полицию по ложному следу. Итак, он пытается вытащить вилы из груди жертвы. Но даже это оказывается далеко не просто. Зубцы глубоко застряли в теле. И тут он делает то, что сделал бы любой человек в подобных обстоятельствах: старается найти опору, чтобы облегчить себе задачу, и ставит ногу на тело мертвеца.
– Ну конечно! – воскликнул я. – След грязного башмака на груди у Дая Моргана!
– Правильно, Уотсон! Он вытащил вилы, и теперь ему надо было избавиться от них. На них оставались следы крови и, несомненно, куски плоти погибшего. Инстинкт подсказывал Мэдоку, что надо унести вилы как можно дальше от места преступления, чтобы никто не связал это орудие со смертью Дая. Кроме того, он хотел развязаться с этим убийством и с чувством вины, следуя простой логике: с глаз долой – из сердца вон. Итак, он относит вилы на скотный двор и втыкает в навозную кучу.
В действительности это оказалось ошибочным решением. Если бы он просто смыл кровь и поставил вилы на место, вероятнее всего, никто не связал бы их с убийством Дая Моргана и это преступление было бы внесено в разряд нераскрытых. Его могли приписать залетному вору, который случайно зашел в амбар, хотел что-то стащить, но попался на глаза Даю Моргану и вынужден был его убить.
Но Мэдоку не пришло в голову (и это подтверждает мою гипотезу о том, что убийство было непреднамеренным), что в смерти отца могут обвинить Хувела Моргана. Если бы Мэдок хорошенько обдумал все это, тот факт, что Хувел кормил свиней и находился довольно далеко от амбара, успокоил бы его. Другим доводом в пользу невиновности Хувела являлось то, что они с отцом были очень близки и все об этом знали. Поэтому арест Хувела привел его в ужас.
Однако в слепой панике он упустил из виду другой факт, который давал Хувелу мотив для убийства отца, на что вы, доктор Пэрри, указали еще в день нашего приезда. Я имею в виду отношения Дая Моргана с Карис Уильямс. Видимо, намечавшаяся свадьба была лишь деревенской сплетней, но Мэдок, возможно, вообще не знал об этом. Он замкнутый человек по натуре, к тому же избегал общения с односельчанами. Трагическая ирония состоит в том, что, когда Мэдок узнал об этих слухах, его реакция была почти такой же, какую полиция приписывала Хувелу.
– А именно? – удивленно спросил я.
– Подозрение в виновности Хувела основано на предположении, будто он боялся, что, если отец снова женится, один из сыновей Карис Уильямс приберет к рукам ферму. Это и послужило причиной ссоры между Даем и Хувелом Морганами. Но никто не взглянул на ситуацию глазами Оуэна Мэдока. Если бы Морган женился вторично, положение Мэдока и его дочери в Плас-э-Койд пошатнулось бы. Возможно, от их услуг и вовсе отказались бы. Карис Уильямс взяла бы на себя роль хозяйки, которую прежде исполняла Риан, а один из юных Уильямсов стал бы помогать на ферме вместо Мэдока. В таком случае Мэдоки могли потерять и свой дом, ведь его сдают только работникам фермы. Все это, разумеется, лишь догадки, но отнюдь не безосновательные. Если помните, Мэдок когда-то сам утратил право на ферму отца, потому что у него был старший брат. Есть и еще один мотив для ссоры, хотя доказать его невозможно.
– Что за мотив? – спросил я.
– Эта моя гипотеза тоже основана на предположении, – усмехнулся Холмс. – Я просто подумал, что Риан Мэдок вбила себе в голову, будто Дай Морган в нее влюблен и когда-нибудь они поженятся. В конце концов, она ведь просто одинокая женщина, которая много лет вела хозяйство в доме Моргана, то есть в каком-то смысле заменяла ему жену. Люди легко поверили слухам о Дае и Карис, вот так и она легко убедила себя, что он от нее без ума, – хватило улыбки, ложно истолкованного приветливого слова, случайного обмена взглядами во время работы. Она даже могла поведать о своих надеждах отцу. Если это действительно произошло, довольно было одной искры, чтобы воспламенить и без того напряженную ситуацию.
Холмс обратился к доктору Пэрри:
– Как вы считаете, такое возможно?
– Вполне, – серьезно ответил тот. – Но все это уже неважно. В настоящий момент, мистер Холмс, я больше всего беспокоюсь за будущее Риан. Дай Морган погиб, ее отца, вероятно, повесят за убийство. Что станется с ней и другими участниками этой ужасной трагедии?
Но никто из нас не отважился ничего предполагать. Прошел почти год, и вот однажды мы получили от доктора Пэрри письмо, в котором содержался частичный ответ на этот вопрос.
Риан, писал доктор, уехала из Пентре-Маур в Кардифф, к младшему брату, где некоторое время вела его хозяйство, а затем вышла замуж за местного сапожника. Хувел тоже женился – на Бранвен Хьюс, кузине Карис Уильямс. Он, кажется, счастлив, живет в Плас-э-Койд с женой и новорожденным сыном.
Оуэн Мэдок на выездной сессии суда [55] в Абергавенни признал себя виновным в убийстве Дая Моргана и был приговорен к повешению, но не дождался исполнения приговора и скончался от сердечного приступа.
Так завершился, по выражению Холмса, последний акт нашего валлийского расследования, и завершился, учитывая все обстоятельства, вполне удачно.
Это случилось одним ноябрьским утром. Мы с Холмсом только что вернулись из Девоншира после расследования баскервильского дела, в котором немаловажную роль сыграл инспектор Лестрейд [56] . К немалому нашему изумлению, именно он и стоял теперь на пороге гостиной. Обычно очень опрятный, инспектор имел до странности неряшливый вид. Холмс пригласил его войти и, как только гость устроился у камина, заметил:
– Я вижу, вы где-то недавно копались. Очевидно, это каким-то образом связано с вашим визитом?
Лестрейд был ошарашен.
– Какого черта… – начал было он.
– «По ногтям человека, по его рукавам, обуви и сгибу брюк на коленях нетрудно угадать его профессию», – процитировал Холмс.