Наконец мы оказались в величественном парадном банкетном зале, располагавшемся на первом этаже. Задрав голову, я увидел в вышине, под потолком, резные дубовые перекрытия. Помимо картин, стены украшали головы кабанов и маралов. Над огромным, отделанным камнем очагом я заметил бронзовый герб рода Кастерсов, а еще выше, над ним, висели пики, алебарды и нагрудники. Композиционным центром всего этого великолепия являлся плоский бронзовый щит, окруженный саблями. Посередине банкетного зала громоздился массивный стол, длиннее которого мне не доводилось видеть. Судя по количеству стульев, за ним разом могло сидеть до пятидесяти человек.
Холмс быстрым шагом подошел к бронзовому гербу и внимательно его рассмотрел.
– Интересно… – пробормотал он.
Сбросив защитную ткань с одного из стульев, мой друг подтащил его поближе к камину. Взобравшись на сиденье, Холмс дотянулся до подковы на гербе. Сперва он попытался сдвинуть ее вправо, но не преуспел. Затем он потянул ее влево, и подкова, поддавшись, повернулась на центральном гвозде. В этот момент та часть герба, на которой были изображены пчелы, распахнулась, обнажив темный паз. Холмс сунул туда руку, и мы с Ньютоном замерли, затаив дыхание.
– Эврика! – крикнул Холмс, вытащив из тайника старую, покрытую пылью Библию в красном кожаном переплете с золотым тиснением. Книга была скреплена массивными золотыми застежками, а на обложке тускло поблескивал герб рода Кастерсов.
– Превосходно, Холмс! – вскричали мы с Ньютоном хором.
Мой друг сдул с Библии пыль и спрыгнул со стула на пол. Положив книгу на стол, он открыл ее на 598 странице. Отсчитав тридцать восемь строк, Холмс разочарованно покачал головой:
– Мы где-то ошиблись. В тридцать восьмой строке только одно слово – «народы». Послание не может состоять из одного слова.
Поняв, что великий сыщик прав, мы совершенно пали духом. Эндрю снова пересчитал строки, надеясь, что мой друг ошибся, но его чаяния оказались напрасны.
На улице пошел густой снег, и в банкетном зале вдруг стало очень холодно. Я предложил вернуться обратно в малую столовую, устроиться у теплого очага и еще раз все хорошо обдумать.
– Пойду разведу огонь у вас в комнатах, джентльмены, – промолвил встретивший нас в столовой Финч. – Насколько я понимаю, вы решили заночевать здесь?
– Чтобы поспеть на последний поезд до Лондона, нам сейчас пришлось бы нестись сломя голову на вокзал, – заметил я, глянув на часы. – Во-первых, такой вариант нас не устраивает, а, во-вторых, мы пока не нашли тайного послания. Впрочем, есть еще поезд в девять утра. Если мы поедем на нем, то у нас есть все шансы поспеть в адвокатскую контору до истечения указанного в завещании срока.
– Решено, – хлопнул в ладоши Холмс, – заночуем здесь. Спасибо вам, мистер Финч.
Несколько позже мы устроились у камина с бокалами бренди. Холмс смотрел на огонь, глубоко погрузившись в собственные мысли.
– Я уверен, что мы правильно разгадали все загадки, за исключением, наверное, четвертой, – наконец произнес он. – Если вы помните, Уотсон, я сразу сказал, что она показалась мне слишком простой.
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Вам напомнить ее текст?
– Сделайте одолжение, старина.
Я взял в руки пергамент и прочитал:
– «На полке в ряд стоят шесть книг. В каждой книге сто страниц. А сколько их от начала первой книги до конца последней?»
Холмс сложил пальцы в замок и прикрыл глаза. Я видел, как беззвучно шевелятся его губы, – мой друг снова и снова повторял про себя текст головоломки. И вдруг Холмс начал хохотать, причем так искренне и заразительно, что мы с Ньютоном, хоть и не зная причины его веселья, засмеялись вместе с ним.
– Красиво, очень красиво, – покачал головой Холмс, утирая слезы. – И невероятно просто. Правильный ответ на головоломку – четыреста, а не пятьсот девяносто восемь!
– Это еще почему? – удивился я.
– Представьте шесть книг на полке, стоящие к вам корешками, так что вы можете прочесть их названия. Представили?
– Допустим.
– В головоломке сказано про начало первой книги. Дело в том, что ее первая страница является сотой, если считать от левого края полки. Точно так же последняя страница последней книги является сотой по счету от правого края. Таким образом, общее число страниц между ними – четыреста.
– Ну конечно же! – воскликнули мы с Ньютоном.
Холмс открыл Библию на нужной странице и принялся отсчитывать строки.
– Вот это больше похоже на правду, – удовлетворенно кивнул он.
– Что там написано? – в нетерпении спросил я.
– «Ты покров мой и щит мой». Это Псалтырь.
– Потрясающе! – промолвил я.
– Наверняка это и есть искомое послание. Браво, Холмс, – улыбнулся Ньютон и поднял бокал: – За вас! Вы настоящий гений.
Вы просто представить не можете, с каким чувством облегчения мы отправились спать в тот вечер. Прежде чем улечься в постель, я встал у окна и глянул на укутанные белым покрывалом лужайки, озаренные светом, падавшим из многочисленных окон поместья. С неба по-прежнему валил снег, но ветер стих, и потому от картины за окном веяло миром и покоем. Я даже не знал, завидую я Ньютону или нет. С одной стороны, ему достались несметные богатства, но, с другой стороны, вместе с ними пришло и тяжелейшее бремя ответственности, к которой молодой человек был не готов. Титул и состояние – не только привилегии, но и обязательства, выполнять которые Джеймс Фицрой Кастерс не пожелал. Глубоко вздохнув, я забрался в огромную кровать с балдахином и быстро уснул.
На следующее утро меня разбудил мистер Финч.
– Снег все еще идет, – предупредил он. – Если вы не поторопитесь, то опоздаете на поезд.
Поблагодарив управляющего, я спешно умылся и оделся. Спустившись вниз, я увидел Холмса и Ньютона. Оба мои спутника были взволнованы.
– Финч вызвал нам кэб, – сказал за завтраком Холмс, – но при таком сильном снегопаде, я уверен, он наверняка опоздает.
Покончив с завтраком и упаковав вещи, мы сели и с растущим нетерпением принялись ждать экипаж. Наконец мы увидели, как повозка медленно едет по дороге к поместью. Поблагодарив мистера Финча за гостеприимство, мы залезли в кэб, стряхивая с обуви налипший снег.
– Если успеем на девятичасовой поезд до Лондона, получите на чай золотой соверен, – сказал Холмс кучеру.
– Сделаю все что смогу, сэр, – кивнул тот и хлестнул лошадь кнутом.
Снегопад стих, и даже начало проясняться, но на нашей скорости это никак не сказалось. Дорога была в ужасающем состоянии. По ее краям нас подстерегали глубокие заносы. Лошадь то и дело поскальзывалась. Я глянул на часы и с ужасом обнаружил, что уже три минуты десятого. Когда экипаж наконец остановился у вокзала, Холмс поспешно сунул деньги кучеру, и мы, подхватив чемоданы, бросились к перрону настолько быстро, насколько нам это позволял снег. С огромным облегчением я увидел, что поезд задержали и он все еще стоит у платформы, но, едва мы кинулись к нему, дежурный захлопнул дверь последнего, ближайшего к нам вагона и дунул в свисток, подавая сигнал к отправлению.