Графических планов операций, спланированных М. Д. Скобелевым и заверенных его подписью, в архивах не сохранилось. Это вовсе не означает, что их не было. Просто в то время требования к военачальнику были совсем другими: он должен был принять решение в уме и написать войскам боевой приказ (диспозицию), которая сводилась к тому, кто и где должен находиться к началу сражения. Задач войскам, как это принято в настоящее время, по рубежам и времени не ставилось, а значит, взаимодействие разнородных сил и средств не организовывалось.
Высокие организаторские способности М. Д. Скобелева не вызывают сомнения. Он мог добиться материального обеспечения операции и мобилизовать подчиненных командиров и солдат на решение поставленной боевой задачи. Это, безусловно, огромный плюс для любого военачальника. В то же время нужно понимать, что в те времена многое зависело также от личных связей, и у Скобелева они были очень сильные. Но и врагов у него было немало. Поэтому, оценивая организаторские способности Михаила Дмитриевича, необходимо знать и учитывать слишком многое, выходящее далеко за пределы прямых обязанностей военачальников.
Человеческие качества военачальника в то время измерялись его личной храбростью, отношением к офицерам и заботой о простых солдатах. Личной храбрости у М. Д. Скобелева было предостаточно, и порой она даже переходила грани разумного. Но тогда большой похвалой в характеристике командира звучали слова «лично водил, а не посылал войска в бой». С офицерами он был строг, но справедлив, не жалел для подчиненных чинов и наград, и это вызывало к нему уважение. Путь Скобелева к солдатскому сердцу лежал, прежде всего, через их желудок. Он заботился о том, чтобы солдат был сыт и одет. В бою солдат мог видеть его впереди на белом коне, и этого было достаточно для того, чтобы простой малограмотный и набожный человек слепо следовал за своим генералом.
Военное искусство основывается, прежде всего, на глубоких и всесторонних теоретических знаниях. Из воспоминаний современников следует, что Михаил Дмитриевич постоянно заботился о повышении этих знаний и требовал этого от подчиненных. В частности, в приказе, отданном им по войскам Ферганской области перед началом зимних занятий, между прочим говорилось: «Всех гг. офицеров прошу побольше читать, что до нашего дела относится».
В этом отношении и сам Михаил Дмитриевич служит лучшим примером. «Даже на войне, в Журжеве, в Бии, в Зимнице; точно так же, как в траншеях под Плевной, – Скобелев учился и читал беспрестанно. Он умел добывать военные журналы и сочинения на нескольких языках, и ни одно не выходило у него из рук без заметок на полях. Учился и читал Скобелев при самых иногда невозможных условиях: на биваках, на походе, в Бухаресте, на валах батарей под огнем, в антрактах жаркого боя. Он не расставался с книгой – и знаниями делился со всеми. Он рассказывал окружавшим его офицерам о своих выводах, идеях, советовался с ними, вступал в споры, выслушивал каждое мнение. Быть при нем значило то же, что учиться самому…»
В приказе по 4-му армейскому корпусу, отданном после лесного маневра, сказано: «Отдавая должную справедливость усердию большинства гг. офицеров 2-й бригады 30-й дивизии, я, однако, по долгу службы предостерегаю их, что современный бой требует основательного осмысленного знакомства во всем, касающимся формы строя, применения к местности и дисциплины огня, в чем сделано было много промахов. Тем тяжелее мне было видеть эти серьезные промахи, что гг. офицеры означенных полков еще недавно имели случай на опыте в бою убедиться, как нерасчетливо ныне кидаться в атаку, не подготовив ее огнем артиллерийским и ружейным с соответствующих позиций, дистанций и по должной цели».
Михаил Дмитриевич требовал от офицеров не только знаний, но и храбрости, энергии и исполнительности. Что касается личного поведения начальника и офицера в бою, их храбрости, то взгляд на это Михаила Дмитриевича лучше всего выразился тогда, когда, при его опытах переправы через Дунай в 1877 году, один новичок военного дела в дипломатическом мундире обратился к нему с вопросом:
– Неужели вы не боитесь?
– Видите ли, душенька, – отвечал Михаил Дмитриевич, – вы имеете право быть трусом, солдат – может быть трусом, офицеру, ничем не командующему, инстинкты самосохранения извинительны, ну а от ротного командира и выше трусам нет никакого оправдания… Генерал-трус, по-моему, анахронизм, и чем менее такие анахронизмы терпимы, тем лучше. Я не требую, чтобы каждый был безумно храбрым, чтобы он приходил в энтузиазм от ружейного огня. Это – глупо! Мне нужно только, чтобы всякий исполнял свою обязанность в бою.
Взгляд на значение младших начальников в бою выражен Скобелевым в следующих словах приказа: «В современном бою батальоны и роты приобрели безусловно право на самостоятельность – инициативу; значение гг. субалтерн-офицеров и унтер-офицеров, не говоря о батальонных и ротных командирах, стало слишком первенствующим. И те, и другие должны постоянно, и в военное, и в мирное время, воспитывать сознание своего боевого значения.
В бою необходимо, чтобы гг. офицеры сохранили полную энергию, самообладание и способность самостоятельно решаться при всяких обстоятельствах. Тогда пехотный фронт будет неодолим, части останутся в руках у начальника и избегнется суета и бестолковая трескотня – всегда предвестники неудачи.
Никогда, как бы тяжело ни пришлось, не следует забывать, что для успеха начальник должен водить свою часть в бой, а не посылать ее, что он и при этом должен сохранить полное самообладание – броситься в штыки вовремя, т. е. с самого близкого расстояния, дабы преждевременным разбегом не ослабить силу удара и впечатления».
М. Д. Скобелев требовал от своих подчиненных, чтобы к данному им делу и боевым задачам они относились с полным напряжением своих сил, отдаваясь ему всецело. Он требовал от подчиненных дела, прежде всего дела, только степень усердия и способности к боевой деятельности служила для него мерилом для оценки, наград и повышений. Человеку способному и дельному он прощал многое и никогда не забывал отдать должное своим подчиненным как от себя, так и высказать их заслуги перед высшим начальством. Поэтому все достойные офицеры считали за особенное счастье служить под его начальством и по первому его слову всегда были готовы ринуться на самые опасные и рискованные предприятия, не останавливаясь ни перед чем. Личный пример генерала, его отвага и деятельность неутомимая много способствовали этому.
«Скобелев возьмет все, что есть у подчиненного, и даже больше и заставит его идти вперед, совершенствоваться, работать над собою».
Михаил Дмитриевич никогда не смешивал дружбу со службой. «Товарищ в антрактах, на биваках, в редкие периоды отдыха – он во время дела являлся суровым и требовательным до крайности. Тут уже ничему не было оправдания… Не было своих, не было и чужих. Или нет, виноват, своим – первая пуля в лоб, самая труднейшая задача, самые тяжкие лишения. «Кто хочет со мной – будь на все готов».
Удивлялись, что М. Д. дружился с каждым офицером. Еще бы. Прапорщик, по-товарищески пивший вино за одним столом с ним, – на другой день умирал по его приказанию, подавая первый пример своим солдатам. Дружба Скобелева давала не права, а обязанности. Друг Скобелева должен был следовать во всем его примеру. Там, где постороннего извиняли и миловали, – другу не было ни оправдания, ни прощения».