— И… и кто ж тебя послал?
— Военная тайна.
— Вона как! — воскликнул разочарованно. — А при чем тут я… Почему за мной послали?
— Значит, доверяют тебе…
Ваня изо всех сил зачесал башку… Вот ведь! Конечно, из Москвы ее прислали, откуда же еще‑то… Но как там про Ваню Житного прознали? Как?! Бывал ведь он в столице! На Красной площади посадил Шишок самолет, его представил встречающим, как графа Ивана Житного, а людям‑то в штатском только дай наводку — мигом разузнают всю подноготную.
— И… и много уж набрали дружины? — как‑то спросилось у Вани.
Стеша заулыбалась, даже узкие шпионские очки сняла — глаза у ней оказались разные: правый серо–голубой, левый желтый, как у рыси.
— Пока нет… — и заторопилась: — Нас с тобой вперед посылают, как разведчиков, понимаешь… Они проверить хотят, справимся ли мы, ребята… Это пока еще только проект… Но если мы оправдаем оказанное доверие — тогда и армию наберут. Понял? Мы сами будем набирать, кого захотим! Здорово, да?
Здорово‑то здорово, а всё же Ваню точило сомнение…
— А они с тобой не приехали?
— Кто? — уперла руки в боки девчонка.
— Ну, эти… разведчики из КГБ [20] или из ФСБ [21] — откуда они там?..
— Нет, они не приехали. Меня послали. Тебе что — меня мало?! Тебе, может, приказ с печатью подавай?!
Ваня застыдился — и вправду, чего это он, как главврач или директор школы, выпытывает да допрашивает…
А Стеша губы сделала куриной гузкой и в рюкзак свой полезла:
— Не веришь… Хорошо, будут тебе доказательства, будут, погоди–и…
— Да ладно, — Ваня пробормотал, но в рюкзак, не утерпел, заглянул — и мелькнула ему оттуда… кукла… Вот те на! Разведчица! В куколки играет!..
Стеша, проследив его взгляд, нахмурилась — и резко задернула замок. В руках у ней оказался голубой берет, — со значком десантника, всё как полагается, — который она тут же на свою рыжую башку и напялила. Берет оказался великоват…
— Твой? — Ваня спросил.
— Нет, твой! — съязвила девчонка.
Но Ваню после такого доказательства обуяли новые сомнения… Ладно, пускай она воздушная десантница, а он кто? Как он ей поможет? Он на парашютах‑то летать не обучен, и стрелять тоже не умеет… Как они полоны русские будут выручать: сил‑то у них нет богатырских… — А сколько тебе лет? — спросил Ваня.
— Мне?! Четырнадцать, — отвечает. — Почти. Видишь, я могла тебе соврать, но не соврала же… А… тебе сколько?
— Одиннадцать, — понуро ответил мальчик. Оказывается, она почти что взрослая… Тоже ведь и он мог соврать, и хотел даже, но при его росте ему и одиннадцати‑то никто не даЕт, как тут про двенадцать‑то соврешь…
— О–о! А я думала — девять…
Ну вот…
— Не знаю уж, почему они тебя выбрали… — продолжает девчонка, с ног в отопках–сандалиях до патлатой головы оглядев Ваню. — Но мое дело маленькое… Я подчиняюсь, приказывают другие. Но это временно! Пока мы свою армию не набрали. Потом всё будет по–другому!.. Я буду полком командовать, это как пить дать, ну, и тебе, конечно, дадут хороший чин, капитаном, может, сделают или даже майором…
Ваню тут как обухом по голове шибануло: а не розыгрыш ли это?! Не сговорились ли ребята из школы или с соседней улицы подшутить над Ванькой Житным с 3–й Земледельческой?! Есть ведь всюду шутники‑то!.. Каникулы настали — скучно всем, вот и придумали… Девчонку эту подговорили… Конечно, так оно и есть! А он‑то, дур–рак!!!
Она еще продолжала свое буровить, а он, ни слова не говоря, поднялся и направился домой.
— Ты что?! Ты куда? — заорала девчонка и вдогонку бросилась, как клещами ведь в плечо впилась.
— Отстань, — Ваня клещи попытался расцепить. Но не тут‑то было!
Только изношенное полотно затрещало. Что бабушка‑то Василиса Гордеевна скажет: не по шву ведь разодралась рубаха‑то… Остановился, чтоб такую отповедь дать, но девчонка его опередила:
— Ты что — дурак или притворяешься? Куда ты бежишь, Ваня?..
Мальчик не стал отвечать, вырвался‑таки из девчонкиных лап — и чуть не бегом домой припустил. А она следом бежит — вот ведь настырная! Как бы второй рукав не отодрала…
Обогнала его — ноги–те длинные, — и поперед его на дороге стала, руки растопырила, не дает пройти.
— Ваня, ты что? Пожалуйста, ты не можешь так уйти… Мне одной не справиться! Не бросай меня…
И вроде даже слезы на глаза набежали… Неужто так притворяется? Не может того быть…
Ваня насупился:
— А ты… не разыгрываешь меня?
— Ты что — с ума сошел? — расхохоталась с облегчением, а берет‑то, пока гонялась за ним, на глаза съехал, сняла его, обмахивается головным убором и гуторит: — Фу, дурак, напугал… Я думала, ты струсил! «Разыгрываешь»!.. Кто ж так по–дурацки будет разыгрывать?! Нам с тобой к походу надо готовиться. Времени‑то у нас не так уж много…
— А как же бабушка? — подскочил тут Ваня, и даже в холодный пот его бросило, хоть поздно — да вспомнил о Василисе Гордеевне!
— А что бабушка? — нахмурилась Стеша, и опять берет на свои рыжие вихры нахлобучила (тоже ведь не шибко чтоб причесанная девчонка‑то!). — И у меня ведь бабушка есть, — продолжает, — и даже дедушка! И мама… И папа… А я ведь иду. Раз надо — значит, надо. И я, учти, девочка… А ты — пацан! Какая тебе бабушка, когда такое дело!
Стеша вновь голубой берет стащила с головы, затолкала в рюкзак, и за руку с ним распрощалась. Дескать, поздно уже, завтра утром опять приду. Жди.
А Ваня промаялся в ожидании девочки до обеда — она так и не пришла. Кровохлебка, когда он в очередной раз подбежал к окошку, не утерпела — высказалась:
— Ты сегодня ну вылитая пчела! От окна к окну мечешься, будто от цветка к цветку, только какой уж ты нектар с поглядок сбираешь, не понятно мне…
— Молчи–ко, — заворчал Ваня, — а то щас во двор вынесу! Мекеша‑то ждет не дождется…
Бедная Кровохлебка тут и замолчала. Как бы не на веки! Впрочем, сегодня Ване опять было не до нее. Одно у него на уме: почему Стеша не пришла?.. С одной стороны, он почувствовал облегчение — всё само собой разрешилось. Или вправду это розыгрыш был и дальше его разыгрывать не стали, или… Вот это — или… А вдруг с ней что‑то случилось… А где ее искать, где она живет, откуда приходит — он не знает. Ничегошеньки не спросил у ней вчера, вот ведь раззява! Права бабушка‑то, когда поругивает его…