Фестий слегка поклонился, не теряя чуть ироничной улыбки, несмотря на внешнюю уважительность.
– Четырнадцать лет, стало быть. Уже не просто Марк, а прямо-таки Марк Валерий Аквила, мужчина и гражданин. С этого дня ты будешь носить полосчатую тунику, чтобы все знали, что твой отец сенатор и что ты – человек влиятельный, с голубой кровью. А для кого-то…
Учитель торцом посоха легонько ударил подростка по правой ключице, где проходила одна из пурпурных полос. Пыльная железная обивка оставила грязный след на белой ткани.
– …а для кого-то и мишень. Например, для грабителей и прочей погани. Так что придется тебе выучиться себя защищать, не то вместе с кошелем потеряешь и самоуважение.
Мальчуган безразлично дернул плечом, не вполне понимая, к чему клонит ментор, и желая лишь поскорее приступить к тренировке.
– Ну так и давай, учи меня. И где, кстати, мой рудий?
Бывший гладиатор помотал головой, бросил Марку шлем и обитый железом посох, после чего поднял с земли свое учебное оружие.
– Забудь на время. У нас приказ твоего отца: с сегодняшнего дня, коли ты теперь совершеннолетний, характер занятий меняется. До сих пор основной упор мы делали на искусстве владения мечом и на рукопашных схватках, пока эти навыки не закрепились в тебе до автоматизма. Теперь пришло время научиться бою.
Он прикрылся щитом, поглядывая на ошарашенного ученика поверх кромки.
– У нас уже не просто тренировка, речь идет о подлинной выучке. И это твой первый урок. Итак, я грабитель с большой дороги, у меня есть и меч и щит, а в твоем распоряжении лишь палка. Когда я скомандую «бой!», сделай так, чтобы я очутился на земле распластанным и с гудящей башкой – иначе сам наглотаешься пыли. Учись на ходу!
Хватило дюжины ударов пульса, чтобы Марк действительно оказался ничком в песочной посыпке гимнастического круга. Ребра ломило, из носа текла кровь, и, перевернувшись на спину, он увидел, что над ним высится бывший гладиатор, протягивая руку все с той же невеселой улыбкой на лице:
– Пойми, нам обоим сейчас нелегко. Когда возишься с пареньком чуть ли не с семилетнего возраста, поневоле начнешь питать к нему привязанность. Но ты больше не ребенок. Уж во всяком случае не после вчерашнего обряда, когда ты перерезал тому козленку горло обрядовым ножом… Ладно, неважно. Надеюсь, ты усвоишь, что к чему, так что давай-ка все заново. Во-первых, ты слишком широко расставил руки, так посох держать нельзя…
Помотав головой, как бы вытряхивая картины далекого прошлого из мыслей, Марк подобрал с мощеных плит выроненный убитым сельговом посох и развернулся, встречая троицу варваров, что мчались на него с правого фланга. Поднырнув под занесенный меч переднего ратника, Марк словно крюком зацепил его лодыжку сзади и резко рванул посох на себя. У сельгова будто землю выбило из-под ног, и он со всего маху приложился спиной о камень, успев только крякнуть. Римлянин же развернулся вбок и точным движением впечатал торец посоха второму варвару меж глаз. Тот замер на миг, оглушенный, и Марк врезал ему «вертушкой» по горлу, размозжив кадык. Первый ратник еще барахтался на плитах, силясь подняться, а центурион переключил внимание на третьего, до сих пор стоявшего на ногах. Ударив мечом, тот разрубил посох и замахнулся вновь, целясь в голову почти обезоруженного сотника. Марк не упустил шанс, сильным толчком вонзив расщепленный край в мякоть под нижней челюстью, загоняя деревяшку в мозг, и, вихрем развернувшись, хватил второй половиной посоха первого варвара по затылку, пока тот силился привстать с коленей.
Подобрав молот, выроненный караульщиком с полуразрубленным хребтом, он едва успел обернуться и обухом встретить лезвие топора, с которым на него налетел невесть что оравший варвар. Под снопом искр оба противника отскочили друг от друга. Марк подсел и выбросил руку круговым движением, позволяя рукояти молота скользнуть вдоль пальцев, удлиняя радиус поражения. Под хруст коленной чашечки нога сельговина сложилась вбок, и тот с диким воплем впечатался лицом в плиты. Римлянин же юлой описал второй круг, и на сей раз обух пришелся точно в клин, выбивая его из-под створок.
Ворота под напором полусотни тунгров, что навалились на них всем весом, охотно распахнулись, и дворик затопила волна неистовых вояк, которые жаждали только одного: резать все живое. За ними остался лежать с десяток убитых или просто оглушенных ауксилиев, на которых валились камни с верхней площадки защитного тына. Юлий орал на любого, кто попадался на глаза, приказывая мигом обшарить прилегающие строения и тащить все, что сгодится для возведения баррикады против неизбежной контратаки. Лишь бы придержать варваров, не подпустить их обратно к воротам, пока не подоспеют основные силы отряда, после чего бой превратится в избиение.
Появился Кадир, со стрелой, наложенной на тетиву. Он пролаял какую-то команду хамианцам, на ходу выбирая цель, и через миг железный наконечник впился под ребра одного из ратников наверху. Марк размашисто шагнул к воротам, чтобы забрать оба своих меча, а тем временем лучники уже успели обработать верхнюю площадку тына, оставив на ней полдюжины мертвых и умирающих сельговов. Дворик тоже был теперь завален убитыми. С флангов, в тенях строений просматривались чьи-то суетливые фигуры, но никто из варваров не решался лезть под стрелы хамианцев. Услышав, как его окликают, молодой сотник отвернулся от ворот и увидел, что Юлий показывает мечом на две узенькие тропы, которые вели от тына вверх к цитадели.
– Марк! Сейчас вся свора посыплется оттуда на нашу голову! А у нас даже щитов нет! Готовь «чеснок» и строй людей на защиту ворот!
Центурион скупо кивнул и стал озираться в поисках тессерария.
– Циклоп! Где наш «чеснок»?
Одноглазый ветеран ткнул рукой в сторону пары ауксилиев, что стояли поодаль и с опасливым видом держали пухлые мешки. Сквозь дерюгу торчали стальные шипы, хищно поблескивая в свете пылающих факелов. В ответ Марк показал на смехотворную баррикаду, которую и не заметили бы варвары, что, должно быть, собирались сейчас на вершине холма.
– Пускай рассыпают! Да поживее!
Циклоп подогнал людей к наваленной рухляди и принялся следить, как первый из ауксилиев вытряхивает рогульки за внешнюю сторону барьера. Внезапно солдат замер, недоуменно склонив голову к плечу.
– Эй, чего раззявился?
Тот обернулся к начальнику караула:
– Никак… визжит кто-то?..
К ним подбежал Марк и тоже встал рядом, прислушиваясь к слабым звукам, доносящимся с посадских улиц, что лежали выше по склону холма. Вот вроде бы яростный вопль мужчины, мигом позже – вой боли и отчаяния. Слышались и другие голоса, одни выше и тоньше, другие более свирепого свойства, но над всеми ними висели проклятия и визг агонии. Марка вдруг осенило, и он вихрем обернулся к Юлию, нетерпеливым жестом требуя внимания.
– Они там что-то устроили! Какую-то месть! И ни малейшего признака контратаки! Я забираю нескольких людей, пойду выясню, а ты стой тут насмерть и поджидай основные силы!