– Центурионы Корв и Юлий! Мои поздравления по случаю одержанной победы, хотя не могу не отметить, что наш князь, похоже, и был той искрой, что вновь зажгла огонь в душе его народа.
Мартос скривил шею, уворачиваясь от рук капсария и силясь взглянуть на трибуна. Уже протертое от крови лицо ошеломляло признаками полнейшего изнеможения, зато единственный оставшийся глаз по-прежнему пылал едва подавляемым бешенством. Скрежеща зубами из-за уксуса, что разъедал свежую рану, князь выдавил:
– Как только этот парень закончит меня пытать, я проведу вас на холм и представлю старейшинам. Думаю, им не терпится расспросить, что вы затеяли, коль скоро за воротами набралось столько солдат, что хватит пары дней на снос всей нашей крепости. Да и у меня, кстати, найдется для них пара-другая словечек…
Скавр задумчиво кивнул.
– Эта мысль уже приходила мне в голову. Наместник, мягко говоря, был раздосадован известием, что твой народ решил принять участие в мятеже. Причем это было еще до того, как ты растерзал одну из наших когорт и оставил нам на память шесты с нанизанными горящими трупами… Ладно, хватит лечиться, все равно красивей не будет. Даже если мой капсарий зальет туда духовитую мирру вместо прокисшего вина. На вот, прикрой дырку-то, а то моих солдат уже подташнивает.
Он протянул Мартосу снятый шейный платок из белоснежного льна и, пользуясь моментом, наклонился к его уху.
– А вообще-то у меня и впрямь в походном ковчежце припрятана баночка такой мази. Унимает боль, да и не дает ране загноиться.
Он подождал, пока князь повяжет тряпицу, и одобрительно кивнул, глядя на результат.
– Неплохо. Хотя несколько дней подряд будет драть так, что на стенку полезешь. Что ж, пойдем послушаем, что скажут твои старейшины…
Они двинулись по склону, но через полсотни шагов Скавр вдруг остановился, чтобы внимательнее присмотреться к сельговским трупам. Почти у всех них имелось по одинаковой ране в области паха, кое-кому забили в распахнутый рот его же собственные гениталии. Трибун только головой покачал, выразительно оглянувшись на Мартоса.
– Чего бы они в свое время ни натворили, на том свете им воздастся сполна. А кстати, такое с ними проделали еще при жизни?
Тот безразлично кивнул, показывая ладони:
– Этими самыми руками.
Скавр обернулся к Юлию.
– Центурион, буду весьма признателен, если ты организуешь уборку трупов. Их надо вытащить подальше за тын и сжечь. Но сначала каждого необходимо обыскать: может, найдется что-то полезное. И еще. Проследи, чтобы никто не раскис и не вздумал класть им в рот монетку для лодочника.
Не встречая взгляд трибуна, Юлий отсалютовал и побрел вниз по склону, скликая солдат для мрачной работы. Скавр обернулся к Марку, и его губы тронула улыбка.
– Ты уж извини, что пришлось дать твоему другу поручение, с которым справится любой из моих офицеров. Просто он не очень-то годится в дипломаты. Сейчас требуется спокойно взвесить ситуацию, в которой оказалось племя вотадинов, и нам ни к чему приводить с собой спесивых римлян, которые задрав нос будут смотреть на местную «знать». Уж если кому и важничать, так пусть это будет человек, в чьей власти я могу быть уверен.
Он выразительно поиграл бровями, показывая на Мартоса. Тот, не проронив ни слова, уже поднимался дальше, обращая на мертвых и умирающих столько же внимания, сколько аристократ уделяет нищим попрошайкам на улицах Вечного города. Очутившись на вершине холма, князь провел соратников во внушительную постройку высотой не менее полусотни футов, чьи врата были искусно украшены резными фигурками сражающихся ратоборцев. В мерцающем свете факелов по обеим стенам Марк увидел группу мужчин, сгрудившихся в дальнем конце залы. Скавр, недолго думая, направился в их сторону, сопровождаемый Ленатом и парой секирщиков из центурии Тита. Навстречу офицерам вышел какой-то старец. Он скупо поклонился и принялся молча ждать, пока римлянин не начнет первым.
– Мои приветствия. Если не ошибаюсь, ты Юдокус, старший советник при дворе вотадинов?
Скавр произносил слова размеренно и подчеркнуто ясно, давая время толмачу пробормотать перевод в ухо старика. Бросив ошеломленный взгляд на римлянина, когда тот произнес его имя, советник о чем-то пошептался с другими старейшинами и повернулся к трибуну, нацепив маску, за которой читалось тщательно скрываемое беспокойство. Он заговорил, и после мимолетной паузы толмач повторил сказанное на языке гостя:
– И мы приветствуем тебя, латинянин. Добро пожаловать, хотя ты и сам видишь, что минуло едва ли с полчаса, как нам удалось скинуть со своей шеи сельговов и обойтись с ними как пристало обращаться с захватчиками из враждебного племени. Мы готовы предоставить тебе и твоим людям все гостеприимство, на которое еще способны, раз уж последние недели были для нас крайне тяжелы. Впрочем, говоря по правде, я не вижу причин, отчего тебе имеет смысл беспокоиться на наш ничтожный счет. В конце концов, эта крепость уже…
Скавр вскинул ладонь, повернулся к Мартосу и поманил его к себе. С князем он заговорил по-латыни и достаточно громко, чтобы могли слышать старейшины:
– Князь Мартос! Похоже, Юдокус недопонимает, кто я такой и в каком положении оказалось сейчас твое племя. Не возьмешься ли ты разъяснить советнику, что к чему, пока он не причинил своему народу непоправимый вред? Донеси это до него попроще, подоходчивей, а?
Мартос кивнул и шагнул к остаткам аристократии своего племени. Те сразу съежились, и стало понятно: что-то их изрядно беспокоит. У Марка прищурились глаза, пока он следил за реакцией старейшин, которые изо всех сил пытались не выдать свое внутреннее состояние. Пока было неясно, в чем дело: то ли на них так подействовал внешний вид залитого кровью князя, то ли причиной служило нечто менее очевидное. Прочистив глотку, Мартос обратился напрямую к Юдокусу, причем не на родном наречии, а по-латыни:
– Трибун хочет, чтобы я с вами побеседовал. Что ж, вы все меня знаете, я Мартос, наследный князь этого племени, а коли так, и его законный глава, раз уж владыку Бренна подло умертвили. Я отправился воевать с латинянами плечом к плечу с нашим царем, по его приказу бился в одном строю с людьми Кальга и был ими предан ровно в тот момент, когда сам Бренн умирал от рук этих же сельговов, будь они прокляты.
Старейшины подскочили на месте, а Юдокус даже обернулся к толмачу, но едва не напоролся глазом на измочаленный ноготь Мартоса, когда тот гневно выбросил руку вперед. Губы князя побелели от бешенства.
– Я знаю, ты терпеть меня не можешь, Юдокус! Но ты… Кислая морда, хорькозубый прыщ, укрыватель правды и разносчик подлой лжи! Ты не посмеешь меня прервать! Ты выслушаешь до конца, или я устрою здесь то, что получили сельговы, когда я влез на вершину по южному откосу! Ты не настолько дряхл, чтобы не скучать по своему морщинистому хоботку, когда я его отхвачу топором и запихаю тебе же в рот, гнилой ты штукарь! А раз это была твоя идея взять в союзники Кальга, я в один миг готов отдать тебя в руки наших баб, дай только повод! И, кстати, хватит корчить вид, будто ни бельмеса не смыслишь в языке трибуна, он здесь уже бывал.