– Это потому, что все хорошо и ты отпустила ситуацию. Тебе больше не нужно бояться за сына. Вот ты и слегла, – говорила Валя, делая очередной укол.
Впрочем, не укол был самым главным. Валя помогала не только делом, но и словом. И все у нее получалось легко и споро – она могла сварить суп, нажарить котлет, пока Лена дышала над ингалятором. Нет, Валя не была медсестрой. Она была нянькой. Для больных, одиноких, уставших людей, которые на один день становились ее семьей.
– Я не понимаю, почему она мне не сказала! – продолжала возмущаться Анька. – Ведь я ей не чужая!
– И мне она не чужая, я познакомилась с ней раньше тебя, но и мне она ничего не сказала.
– А мы с ней жили под одной крышей! Все праздники вместе справляли! – опять заплакала соседка.
– И что будем делать? – Аньке, как всегда, непременно нужно было что-то предпринять.
Она предложила собрать Валины вещи и переправить в город. Вале останется только забрать чемоданы. А в один из них Анька предложила положить конверт с деньгами.
– Она не приедет, – позвонила Анька Лене через неделю. – Валя сказала, что не сможет приехать на вокзал и ей не на чем забрать чемоданы. На велосипеде она их не довезет. Ну что с ней делать? Один раз можно было взять такси? Или сесть в автобус? Там наверняка ходят автобусы! Ну почему она отказывается? Я не понимаю! Не о себе, о родителях бы подумала!
– А ты знаешь, почему она переехала? Пятнадцать лет назад? – спросила у подруги Лена.
– Нет, не знаю, а какая разница? Надо же думать о том, что будет завтра!
Это был один из откровенных разговоров. Всего их было сколько? Два, три? Не больше. Тогда они только начали «работать». Валя рассказала, что приехала, потому что не смогла простить предательство близкого человека.
– И что же он сделал? – спросила Лена.
И Валя рассказала. Не все – о несказанном Лена догадалась. Валя работала медсестрой в городской больнице. Пациенты и врачи ее любили – у нее были чуткие пальцы, которые ощущали самую тонкую и убегающую вену. И неплохая, да что там говорить, отличная память. При этом она умела молчать и слушать. И быть нужной в тот момент, когда это действительно необходимо. Валя не была склонна к истерикам, нерешительности – в работе она была идеальным роботом с прекрасной чуткой душой – совершенно уникальное сочетание.
Только при одном враче Валя теряла все свои навыки – хирурге Семене Михайловиче. Она была в него влюблена – в его руки, глаза, в его походку, голос. Нет, это были не влюбленность, не поклонение и не преклонение, а любовь, настоящая, человеческая любовь, страсть. Валя не могла дышать в присутствии Семена Михайловича. Она не могла двигаться. Таким отупляющим, обволакивающим было это чувство. Семен Михайлович часто просил Валю ему помочь. И медсестра не понимала, как он может доверить ей даже салфетки – ведь она не делает при нем и половины из того, что умеет.
Семен Михайлович называл ее «деточка», что было вполне уместно – ему было пятьдесят, ей – двадцать три. Она никого так не любила, никогда не испытывала таких чувств. И для нее он не был старым, непривлекательным, лысым, толстым, дедом двух внуков, глубоко и давно состоявшим в счастливом браке. А ведь, говоря откровенно, Семен Михайлович выглядел старше своих лет, переживал по поводу своего внушительного брюшка, которое требовало дополнительной дырки в ремне. Впрочем, свою непривлекательность он с лихвой покрывал обаянием. Все проблемы в семейной жизни, ревность, расставания, бурные чувства остались для него в прошлом – милом, прекрасном прошлом, оставившем сладкое послевкусие. Нет, Семен Михайлович уж точно не был святым. Он был хорошим врачом, может, даже блестящим. И он прекрасно видел, как Валя краснеет, чувствовал ее учащенный пульс, когда брал ее за руку и трогал ледяные пальцы. Он знал, что если захочет, то может позволить себе интрижку. И даже был горд тем, что еще способен вызывать такие эмоции у молоденьких девушек. Что уж говорить – ему это льстило. Очень льстило.
Это было один раз. Всего один раз. После пирушки в больнице. Все были изрядно пьяны. И Семен Михайлович не сдержался. Впрочем, Валя и не сопротивлялась. Она не была девственницей или столь наивной, чтобы не знать, к чему все это приведет. А Семен Михайлович надеялся, что утром, на следующий день, все будет как раньше. Что это мгновение останется мгновением. Только и всего.
Так и было – Валя оставалась безупречным роботом, верной медсестрой и не позволяла себе лишнего. Ни единого слова. И Семен Михайлович, поначалу расслабившись и выдохнув, решил поиграть в рыцаря и добился для Вали невозможного – перевода в столичную престижную клинику, к своему бывшему ученику. Для Вали открывались удивительные перспективы, о чем он ей и сообщил. Опять же, великодушно взял на себя расходы на «первое время» – положил на стол конверт с деньгами: на квартиру, на еду. Нет, это не в долг, а вклад в будущее современной медицины – ведь ей нужен такой персонал.
Семен Михайлович был очень горд собой и считал, что все придумал идеально. Сделал доброе дело, а заодно убрал с глаз долой возможную неприятность и проблему. Так что все остались только в выигрыше. Валя не взяла деньги, но уехала. Только о том, что она так и не пришла в столичную больницу, Семен Михайлович узнал спустя полгода – позвонил его бывший ученик поздравить с днем рождения и спросил, где та замечательная медсестра, которую они так и не дождались. У Семена Михайловича затряслись руки. Никто в больнице не знал, куда делась Валя. Она ни с кем не поддерживала связь. Никто не знал ее нового адреса. Подтвердилось только одно – Валя уехала.
В какой-то момент Семен Михайлович испугался за свою жизнь – личную. Ведь Валя могла вынашивать план мести и явиться к его супруге, которой совсем не нужны были лишние волнения. Она только что сделала операцию по удалению груди – слава богу, что опухоль обнаружили на ранней стадии, так что Семен Михайлович обозвал себя тысячу раз идиотом и старым козлом и приготовился к страшному – появлению Вали. По ночам Семен Михайлович представлял себе, как Валя будет встречать его во дворе дома с коляской. И покажет ребенка. Он перестал спать, и у него развилась настоящая паранойя. Валя мерещилась ему повсюду – в больничном коридоре, в сестринской, на автобусной остановке, в столовой. Он репетировал речь, с которой встретит Валю, если она появится, – расскажет о жене, ее болезни, сошлется на то, что уже не молод, и попробует откупиться.
Спустя еще полгода Семен Михайлович устал бояться – перегорел. Ему стало все равно. Валя так нигде и не объявилась, и он уже корил себя за дурные мысли. Ведь хорошая была девочка, честная, добрая. Она бы ни за что так с ним не поступила. Прошло еще полгода, и Семен Михайлович забыл об этой истории. И больше не вспоминал о медсестре.
Валя знала о том, что Семен Михайлович не находит себе места. Знала и о том, что он успокоился. Коллега-медсестра, с которой Валя все-таки поддерживала отношения, рассказывала обо всем подробно, хоть и не знала, что главного хирурга до такого состояния довела именно Валя. Коллега думала на другую медсестру, что у Вали отзывалось болью в груди.