– Ричард Длинные Руки, – произнес я гордо и подбоченился. – Гроссграф Армландии!
Стражи переглядывались, рыцарь повторил с сомнением:
– Гроссграф… Гроссграф?
– Любезный, – произнес я высокомерно, – я произнес именно это слово. Как у вас со слухом?
К рыцарю подошел еще один, постарше. Взгляд тверд, лицо сурово, произнес твердым голосом полевого командира:
– Сэр Ричард… К сожалению, мы ничего не слышали о событиях в Армландии. Что вы хотите сообщить Его Величеству?
Я покачал головой.
– Ребята, я – гроссграф. Не король, понятно, но дела у меня – гроссграфьи. Если сказать очень деликатно и с присущей мне куртуазностью, то не вашего ума это дело. В смысле, о чем мы будем изволить говорить с Его Величеством.
Они переглянулись снова, старший сказал уже не так твердо:
– Но к Его Величеству вот так сразу не…
– Это другие не, – прервал я. – Вы ведь печетесь о государственных интересах? Или нет?
– Печемся, – заверил младший.
– Тогда просто доложите, – велел я. – Гроссграф Армландии. Гроссграф! Так и передайте. А Его Величество разберется сам. Могу добавить, что дело взаимовыгодное.
Младший рыцарь поспешил во внутренние помещения. Придворные шушукались, разглядывая меня бесцеремонно, но когда я вперял в них грозный взгляд, пугались и отводили глаза в сторону. Бобик начал бегать по залу, и вскоре в нем стало пусто, как в роскошной гробнице.
Через полчаса, хорошее время, меня провели в большой зал. Бобик держался настолько мирно и вышколенно, что его разрешили взять с собой, пояснив, что Его Величество тоже любит собак.
Под противоположной от входа стеной трон с высокой спинкой, мужчина с золотой короной на седых волосах, тоже весь в золоте, окладистая серебряная борода опускается до середины груди. Это, как я понимаю, и есть король Роджер Найтингейл, сюзерен королевства Шателлен. За ним и рядом советники, под стенами выстроились, как понимаю, наиболее приближенные сановники. Я мазнул по ним взглядом, не слишком раскормленные рожи, все смотрят бесстрастно, как будто каждый день вот так приезжают гроссграфы, к тому же – зимой.
Бобик шел возле моей левой ноги и мгновенно сел, едва я остановился и отвесил отмеренный поклон.
– Ваше Величество, – сказал я учтиво, – счастлив приветствовать вас, мудрого и дальновидного правителя! Мои лорды так много о вас говорили хорошего, что я просто не удержался, чтобы не бросить все и не приехать к вам… невзирая даже на снежную зиму!
Найтингейл смотрел на меня, не скрывая удивления:
– Вы ехали… через Орочий Лес? Я улыбнулся, покачал головой:
– Вы же догадываетесь, Ваше Величество, как я проехал!
– Догадываюсь, – ответил он осторожно, – хотя просто боюсь поверить. Неужели через Лес? Впрочем, если у вас такая собачка…
– У меня и конь такой, – пояснил я намекающе.
Его глаза блеснули, советники молчат, Найтингейл помолчал тоже, затем губы раздвинулись в легкой улыбке:
– Вы герой, сэр.
– Так уж получилось, – согласился я скромно.
– А теперь вы… гроссграф?
– Ваше Величество, – ответил я поклоном, – мне бы хотелось убедить вас, что не за коня и собачку меня избрали гроссграфом.
Советники зашептались, Найтингейл покачал головой:
– Я бы предположил, что та дорога опасна даже для героев.
– Безопасней всего пути, которые никуда не ведут, – ответил я с поклоном, выпрямился и прямо посмотрел ему в глаза. – Но я предпочитаю прямые дороги. Это дает результат.
Он помолчал, переваривая мои слова и тот тайный смысл, который я вложил, наконец, проговорил:
– Думаю, сэр Ричард, вы очень устали с дороги. Вас отведут в гостевые покои, а потом поговорим более… емко.
Я поклонился, ко мне сбоку, стараясь держать меня как щит от Бобика, подошел грузный придворный. Роскошный бархатный камзол отделан золотом, я уловил аромат дорогих притираний, на груди толстая золотая цепь с массивным медальоном, украшенным драгоценными камнями.
– Сэр Ричард…
– Бобик, – сказал я, – пойдем осматривать достопримечательности.
Гостевые покои только называются покоями. Небольшая комнатка, но чистая, уютная, с минимумом необходимой мебели, с большим ложем, застеленным пуховой периной, гора подушек с лебяжьим пухом, удобная подставка для меча: многие предпочитают держать оружие в изголовье.
Я рухнул на постель, покатался пару минут, разбрасывая подушки, показывая, что да, отдыхал, но и в самом деле ощутил усталость в теле. Бобик носился по комнате, все вынюхивал, наконец, забежал с другой стороны ложа и рухнул с таким грохотом, словно упал шкаф.
Заглянула миниатюрная служаночка. миленькая и пухленькая, как сдобная булочка.
– Ваша милость, – спросила она робко, – меня послали, не нужно ли вам чего?
– Например? – спросил я, не поднимаясь с ложа.
– Ну… могу помочь снять сапоги, – предложила она. – В сапогах на постель как-то не совсем… Могу размять спину…
– Ну, разминайся, – разрешил я.
– Нет, вам могу размять.
Я подумал, поинтересовался:
– А собачке моей можешь?
– Собачке? – удивилась она.
Бобик неспешно встал, зевнул, показал жуткую, горящую адским пламенем пасть и длинные саблезубые клыки, пошел к ней, на ходу потягиваясь.
Служанка замерла, а когда Бобик подошел к ней и начал обнюхивать, смертельно побледнела и закрыла глаза. Бобик закончил осмотр, чихнул, а затем, к моему удивлению, лизнул ей пальцы.
Она вздрогнула сильнее:
– Он,., что, меня есть будет?
– Нет, – объяснил я, – но с тобой – охотно. Ты на кухне работаешь?
– Сегодня помогала и там…
– Ну вот, – сказал я, – этот толстый кабан сразу понял и уже в друзья напрашивается.
Она приоткрыла один глаз, Бобик сидит возле ее ног и смотрит дружелюбно. Перехватив ее взгляд, помахал хвостом. Она судорожно вздохнула:
– Он такой… большой и… суровый!
– А женщины должны быть маленькими и ласковыми, – сообщил я ей новость, – так что все в порядке.
Бобик подставил голову под ее пальцы. Она робко пошевелила ими, Бобик едва не замурлыкал, как самый паршивый кот.
– Господи, Бобик, – сказал я с упреком, – в кого ты превращаешься при нашей легкой жизни? Подхалим…
Она робко улыбнулась:
– Что он любит? Пусть приходит к нам на кухню.