— Генрих, он стрелял в тебя!
— Что?! Спокойно, дружище! Сейчас подойдут ребята из «Тотенкопф» и мы доставим тебя в лазарет, — пообещал я ему.
— Бесполезно… я умираю, — прохрипел Бремер. В последнем усилии он впился мне пальцами в руку и сказал:
— Сзади какой-то солдат… стрелял в тебя. Я обернулся и увидел… Сумел закрыть… Я не видел его лица, Генрих. Но он стрелял в тебя не случайно, он целился в тебя… Понимаешь?
Отчаянное усилие исчерпало все его силы, и он потерял сознание.
Когда мы соединились с частями, деблокировавшими котел, я повез Бремера в лазарет. Я прорвался к хирургу и, угрожая ему пистолетом, уложил бесчувственного Бремера на операционный стол.
Бремер не узнал того, кто целил мне в спину, и очень этим мучился. Он только успел встать между мной и тем, кто хотел меня убить. Или это просто предсмертный бред?
Хирург гневно посмотрел на меня и воскликнул:
— Я же сказал, что он безнадежен! Уберите пистолет, оберштурмбаннфюрер, иначе у вас будут неприятности!
— Извините, доктор, — сказал я, но пистолет убирать не спешил. — От чего он умер?
— Да вы с ума сошли, что ли?! — вспылил хирург. — Пять пулевых ранений, из них минимум два смертельных!
— Я вижу! — повысил я голос и снова наставил на него ствол «вальтера». — Доставай пули! Хотя бы пару! Живо!
Хирург побледнел, но послушно заработал скальпелем. В миску упали одна за другой две пули.
— Хватит! — остановил я его. — Спасибо, доктор. Больше мне ничего не нужно.
Я действительно увидел то, что было нужно. До этого момента во мне еще теплилась надежда, что какой-нибудь русский, оказавшись у нас в тылу, решил пострелять нам в спины. Но в извлеченных из тела Бремера кусочках металла я сразу узнал пули от девятимиллиметровых патронов «Парабеллум». Даже сильно деформированными эти пули нельзя было спутать с пулями от патронов для русских пулеметов: они были меньшего калибра. Я взял пули, положил их в карман и направился к выходу.
— Пока я возился с вашим покойником, наверняка умер кто-нибудь из тех, кому можно было помочь! — с яростью крикнул мне в спину врач и тут же добавил, остывая: — Оберштурмбаннфюрер, у вас все плечо в крови. Идите сюда, я посмотрю.
— Не стоит, доктор. Занимайтесь остальными, — ответил я, чувствуя, что плечо словно одеревенело.
— Вы сумасшедший! — покачал головой врач.
Мне было наплевать, что он думает. Главное, что Бремер оказался прав: ему достались пули, предназначенные мне. И их выпустил из своего МП-38 солдат моего батальона.
* * *
С того момента я все время возвращался к мысли: кто и почему хотел меня убить?
Ни один из солдат моего подразделения не мог желать мне смерти: я лично готовил их и мог поручиться за каждого. Значит, это был кто-то из пополнения, которое прислали к нам по воздуху в начале марта. Но кто именно? И почему? И зачем меня так внезапно вызвал в Прагу Гейдрих? Есть ли связь между двумя этими событиями?
Я залпом выпил щедрую порцию коньяка. Так и спятить недолго! Вся надежда на Раймлинга: может быть, он отроет в архиве кадрового управления информацию, проясняющую дело.
Меня начало клонить в сон. Я посмотрел на часы: первый час ночи. Надо было оставить номер телефона моей берлинской обители Раймлингу, чтобы он мог со мной быстро связаться. Я позвонил дежурному по I управлению и попросил соединить меня с гауптштурмфюрером Раймлингом.
— Извини, Эрих! Я забыл дать тебе телефон для связи… — начал я, но Раймлинг перебил меня:
— Ничего страшного, ты как раз вовремя! Я нашел нужные документы. Итак… Пополнение для батальона РСХА специального назначения «Люблин» в количестве ста двадцати человек отправлялось Главным штабом СС на основании личного рапорта СС-обергруппенфюрера Гейдриха рейхсфюреру СС. Почти все люди для твоего батальона были взяты из различных учебно-запасных частей.
— Почти… это сколько конкретно? — поинтересовался я.
— Конкретно: все, кроме одного. Один человек, некий СС-обершарфюрер Вильгельм Хедер, был направлен из IV управления РСХА.
— Хм… интересно, чем он там занимался? Где он числился в гестапо, в какой группе?
— Нигде. Это очень странно, Генрих, но в кадрах гестапо Вильгельм Хедер никогда не состоял. Нет ни его личного дела, ни даже учетной карточки в картотеке.
Владимир Коровин (портрет)
29 мая 1942 года, Москва
Телефонный звонок. За последний год Коровин впервые проснулся от звука телефонного звонка. Он даже не сразу понял, что это за звук, и с минуту лежал, глядя в потолок и пытаясь сообразить, где он и почему.
Звонок звонил долго и требовательно. Мозг наконец вышел из оцепенения и выдал информацию: гостиница «Москва», номер на пятом этаже; позавчера он, капитан госбезопасности Владимир Коровин, вернулся из рейда по немецким тылам; вчера написал отчет и ходил по начальству; сегодняшний день должен был стать днем отдыха. Коровин посмотрел на часы: пятнадцать минут пятого. Судя по раннему звонку, сегодняшний день явно не станет днем отдыха.
Он прошлепал босиком по полу и взял трубку.
— Слушаю, капитан госбезопасности Коровин.
— Володя, тебя внизу ждет машина. Срочно ко мне, — раздался из трубки знакомый голос.
Коровин сразу узнал его: начальник 4-го (разведывательно-диверсионного) Управления НКВД старший майор госбезопасности Павел Судоплатов. Вот и закончился отдых! Коровин положил трубку, быстро оделся, допил оставшийся в стакане со вчерашнего вечера чай и вышел из номера. Внизу, на улице, он увидел черную «эмку» и возле нее человека в длинном кожаном пальто. Увидев Коровина, он махнул рукой:
— Сюда, товарищ капитан!
Коровин подошел к машине.
— Лейтенант госбезопасности Петрищев. Прошу вас, товарищ капитан госбезопасности.
И лейтенант распахнул дверцу. Коровин уселся сзади, лейтенант сел рядом с шофером. Путь до площади Дзержинского недолог, и через пять минут Коровин уже входил в знакомый подъезд. Дежурный выдал ему пропуск, и Коровин отправился по знакомому маршруту: когда-то он ходил им каждый день.
Судоплатов ждал его в своем кабинете на седьмом этаже.
— Наконец-то! — воскликнул он. — Идем, нас ждет товарищ Берия.
Выходя из кабинета, Коровин взглянул на цифры, закрепленные на двери кабинета. «755». Он вдруг вспомнил, как в начале ноября 1938 года явился в этот же кабинет и тоже после ночного звонка. Судоплатов внимательно взглянул на Коровина и спросил:
— Ты себя нормально чувствуешь? Не заболел?
— Это кабинет Шпигельгласса, — невпопад ответил Коровин.
Судоплатов помрачнел.