Он попытался подняться, но не получилось, и он снова ухнул в желтую жижу. Вокруг лопались фотовспышки, Зимину хотелось провалиться сквозь пол, и, желательно, чтобы там, под полом, был бассейн.
— Зима, что с тобой? — спросила откуда то сверху Лара.
— Вымя… — прошептал Зимин. — Вымя и патронташ. Это всё.
Здравствуй, дорогой дневник.
Мыслей много. Болею. Сижу в боксе. Вернее, лежу, сидеть тоже больно. В потолок смотрю. Температура вроде бы поднимается, во всяком случае, чувствую, как голова живет отдельно от тела, точно висит в воздухе, а все остальное болтается где то снизу. Видимо, все таки инфекция. Или заражение крови. Если инфекция, то ничего, можно побороться. Если заражение крови, то все, с ним не поборешься. С нашими медицинскими запасами. Последние антибиотики потратили на Клыка…
Я решила про это не думать, решила отвлечься. О другом подумать.
Вообще, хочется писать, но не получается — все дрожит. Мелкой дрожью, стены, пол, потолок. И гул наверху, совершенно непонятно, что за гул, угрожающий. Если пробуешь писать, буквы расплываются, ползут, чернила растекаются по бумаге, так что пишу мало.
Опять явился Дрюпин. Принес из столовой поднос. Сообщил, что Клава еще больше сошла с ума и вовсю вяжет из проволоки жилетку, что Клык впал в затяжной сон. А он сам сходил в столовую, там тоже ничего хорошего — от дрожи все подносы перемешались, на некоторых полопались упаковки, так что там теперь все залито протухшей и скисшеи едой, и добывать провиант в этих условиях затруднительно. Но для меня он, конечно, постарался.
Я есть не стала, аппетит отсутствовал, значительная часть зубов тоже, вместо еды спросила, откуда дрожь.
— Похоже на вулканическую активность, — сообщил Зимин. — Или на тектоническую.
— Нас что, теперь лавой затопит?
— Вряд ли. Хотя… Возможно, это что то техническое.
— В каком смысле?
— Возможно, реактор. Системы охлаждения…
— Только не говори про ядерный взрыв!
Дрюпин отвернулся и стал постукивать пальцами по столу.
— Современные атомные станции имеют большой запас автономности, — Дрюпин поглядел в потолок. —- Даже если реактор пойдет вразнос, взрыва не последует. Скорее всего… Но я думаю, что это не реактор, это гидростанция. А шум — это сброс воды или какие то неполадки. Так вот…
— Ты письма прочитал? — перебила я. — Те, что я тебе вчера давала?
— Прочитал.
Дрюпин достал из кармана письма, вернул мне, почесал подбородок.
— Ну, что скажешь?
— Скажу… — он продолжал чесаться. — Скажу вот что. Это…
Он потрогал письма пальцем.
— Это, судя по всему, проект «Двина».
Дрюпин вытянул ноги.
— Насколько я понимаю, это именно он. Помнишь, у нас в подвале тоже были анаконды — их еще в аквариумах держали, а Сид их передушил?
— Помню.
— Волк рассказывал, что его на этих анакондах натаскивали — скорость восприятия форсировали. Но все равно она у него не доходила до эталона…
Я кивнула.
— Так вот, ходили слухи… — Дрюпин покачал головой. — То есть не слухи, а так, крупицы, оговорки…
— Не тяни, — потребовала я.
— Вроде бы раньше был некий проект «Двина», — сказал Дрюпин. — Такая же база, как наша, только где то совсем далеко. Чем занимались — непонятно, вроде бы как обычно, супероружием. Но наткнулись на странный побочный эффект…
— Какой?
Дрюпин пожал плечами.
— Что то связанное с пространством, точно не знаю. Ну а наш «Пчелиный Волк» — это, можно сказать, вторая серия. На «Двине» какие то неполадки возникли, перемудрили что то… Не знаю.
— А может, это и есть «Двина»? — спросила я.
— Что? — не понял Дрюпин.
— Я говорю, что, может, вот это… — я постучала в стену рукой. — Может, это и есть «Двина»?
— Как… — Дрюпин принялся думать.
Думал он интенсивно, краснел, вращал глазами, грыз ногти и вообще.
— Если это так, — сказал он через минуту. — Если это так, то нам очень крупно не повезло.
— Нам очень крупно не повезло уже давно, — напомнила я.
— Это да. Но сейчас я не об этом говорю. Понимаешь, если это проект «Двина», то тогда…
Дрюпин указал в потолок.
— Что тогда?
Дрюпин залез на стол, подтянул к себе стул, поставил стул на стол и дотянулся до вентиляционной решетки.
— Любая база подразумевает систему безопасности. Особенно база, на которой занимаются всякими… экспериментами. Тактический ядерный заряд, вакуумная подземная бомба. Тут, скорее всего…
Дрюпин дернул за решетку, решетка вывалилась легко, Дрюпин стал смотреть в трубу.
— Тут, скорее всего, твердая вода.
— То есть? — не поняла я.
Дрюпин поморщился.
— Дрянная штука, — он продолжал смотреть в потолок. — Очень дрянная. В случае опасности в коридоры сбрасывается вода, сразу из нескольких резервуаров. Вода смешана с особым агентом, он практически не влияет на вязкость. Когда вода заполнит объем, в нее выпускают некий катализатор.
Я уже догадывалась, что происходит после того, как в воду входит катализатор.
— Вода сворачивается в суспензию, которая через несколько минут переходит в твердь. И все умирают. Ну, или по старинке — жидкий бетон.
И все умирают.
— Жарко тут у тебя… — Дрюпин вытер лоб. — Жарища просто… неимоверная. У тебя температуры нет?
— Нет, — ответила я.
— Дай ка…
Дрюпин потянул ладонь к моему лбу, я треснула ему по руке.
— Нет у меня температуры!
— Как скажешь… Дрюпин насупился.
— Как скажешь. Может, и нет…
Он уставился на мое распухшее и раскореженное колено. Я перехватила взгляд и натянула на ногу плед.
— У тебя нога распухла ведь, — сказал он. — Тебе надо…
— Мне надо отоспаться, — отрезала я. — Вот и все, что мне надо.
— Покажи ногу!
— Отвали.
Но Дрюпин не отвалил, наоборот, быстро вцепился в плед и дернул его на себя. Я перехватить не успела.
Опухоль сползла от колена к ступне. Нога стала похожа на испорченную колбасу. Красная, гладкая. С прожилками. И уже начала темнеть. Гангрена. Приехали. Всегда мечтала.
— Дерьмо… — Дрюпин побледнел. — Красота. Что теперь делать?
— Да не надо нам моркови, мы ее не едим…