– Меня интересует номер семнадцать.
Кирилл молчал.
– Если быть совсем точным – человек, который снимал его в период с девятнадцатого по двадцать первое июля сего года.
– Увы. Сведений о постояльцах мы не даем. Это зафиксировано в правилах отеля.
– Вы внимательно изучили удостоверение? – Вересень налег грудью на стойку. – Там написано: Следственный комитет Российской Федерации.
– Я умею читать.
– Как гражданин РФ вы обязаны содействовать органам дознания. Предоставить интересующую меня информацию не так уж сложно, не правда ли?
– Несложно. Но мне нужна бумага, на основании которой я могу действовать.
– Удостоверения недостаточно?
– Нет.
– Не будьте формалистом, Кирилл. Вы же понимаете, что через час я вернусь с двадцатью бумажками. Давайте не тратить ни мое, ни ваше время.
Несколько секунд портье раздумывал, глядя куда-то сквозь Вересня. Там, на противоположной стене, висело многофигурное панно с табличкой «Битва Раваны с царем Хайхаев», которое следователь заприметил еще на входе. Исход битвы был пока неясен, и все зависело от Кирилла – к какому лагерю он примкнет.
– Ну, хорошо. Я поищу в компьютере.
Поиски заняли чуть больше времени, чем рассчитывал Вересень. И, тем не менее, ровно через полторы минуты Кирилл оторвался от компьютера и произнес:
– Лоденбах. Человека, который занимал номер семнадцать в июле этого года, звали Вернер Лоденбах. Прибыл вечером девятнадцатого июля.
– А убыл? – быстро спросил Вересень.
– Номер был забронирован на четыре дня. Следовательно, убыл он двадцать третьего.
Это противоречило выводам, сделанным судмедэкспертом Кукушкиным: двадцать третьего июля Лоденбах был уже мертв и никак не мог выписаться из гостиницы.
– Я бы хотел поговорить с человеком, который был на ресэпшене в то время, когда господин Лоденбах выписывался.
Кирилл снова углубился в компьютерный дебри, и на лице его промелькнула досада.
– Что-то не так?
– Все в порядке.
– Так где я могу найти этого человека?
– Двадцать третьего июля дежурил я, – ровным, бесцветным голосом сказал Кирилл.
– Прекрасно. Вот и поведайте мне о Вернере Лоденбахе.
– Честно говоря, подробностей я не помню.
– Совсем никаких? – Вересень сочувственно покачал головой. – В вашем отеле не так уж много номеров.
– Хлопот хватает и без того.
– Неужели подрабатываете горничной?
Юноша презрительно улыбнулся, показав длинные зубы, которые напомнили Вересню акульи. Он явно что-то скрывал, но скрывал не слишком умело. Пожалуй, рановато ему таскать тиару. Не по Сеньке шапка. Вересень перегнулся через стойку и, почти интимно, прошептал:
– Выкладывай все, как есть.
– Я же сказал, что не очень хорошо помню этот момент.
– Провалы в памяти? Ну, так я живо ее освежу. Двадцать третьего числа… В день твоего дежурства Лоденбаха и близко не было в гостинице. Я прав?
Нет, Кирилл не испугался. Он просто взвесил все возможные риски. И наименьшим из них было принять сторону Вересня, который придерживался нейтральной позиции в битве между Раваной и царем хайхаев.
– Ладно. Я скажу все, как есть.
– Сделай одолжение.
– Утром двадцать третьего июля он позвонил.
– Лоденбах?
– Да. Сказал, что в связи со сложившимися обстоятельствами не успевает вернуться вовремя.
– Что за обстоятельства?
– Он не уточнял. Просто попросил выписать его задним числом. В номере еще оставались его вещи…
– Какие именно?
– Сумка. Всякие мелочи. Зубная щетка, бритвенный станок, несессер. Лоденбах спросил: не буду я столь любезен собрать их и перенести?
– В камеру хранения?
Кирилл на секунду задумался:
– Не совсем. Он продиктовал адрес, по которому нужно их доставить.
– И часто клиенты обращаются к вам с такими просьбами?
– Это – частный отель, в котором чрезвычайно внимательно относятся к клиентам. Мы ценим своих гостей и всегда идем навстречу их пожеланиям.
– В тот раз так все и произошло?
– Да. Я согласился привезти вещи по адресу. Во внерабочее время, разумеется.
– И, разумеется, небескорыстно?
Раздался едва слышный лязг. Это Кирилл щелкнул своими акульими зубами.
– Чаевые до сих пор никто не отменял, не так ли?
– Конечно. Продолжайте.
– Да нечего продолжать. После смены я отвез вещи. Конец истории.
– И куда именно вы их отвезли?
– На улицу Марата, дом двадцать два. Квартира… Номер я не помню, но, если стоять спиной к лифту, она будет справа. Первая, у лестницы.
– Этаж?
– Третий.
– Подъезд?
– Самый ближний к музею Арктики и Антарктики. Заблудиться невозможно.
– Кому вы передали вещи?
– Женщине. Брюнетка с длинными волосами, в солнцезащитных очках. Я еще удивился. На лестничной площадке было не слишком светло, к чему очки?
– В квартиру вас не пригласили?
– Конечно, нет. Я позвонил в дверь, та женщина ее открыла и взяла вещи. Всё.
– Она ничего вам не сказала?
– Поблагодарила и извинилась за причиненное беспокойство.
– А вы ни о чем ее не спросили?
– У нас не принято расспрашивать клиентов.
– Она ведь не совсем ваша клиентка, не так ли?
– Если бы я был следователем прокуратуры, возможно, и поинтересовался бы чем-нибудь. Но в нашей работе, чем меньше болтаешь, тем лучше. И вообще… Передача вещей не повод завязать беседу.
– Да, – вынужден был согласиться Вересень. – Чаевые передала вам она?
– Что вы прицепились к этим чаевым?
Вопрос с оплатой доставки почему-то сильно нервировал Кирилла, из чего следователь сделал вывод, что их размер был достаточно большим, чтобы не посвящать в детали дела вышестоящее руководство. Но их явно не хватило, чтобы ушлый портье скрыл манипуляцию с вещами от представителя правоохранительных органов.
– Еще раз уточним детали, Кирилл. Двадцать третьего утром звонил сам Лоденбах?
– Да. Во всяком случае, он представился Вернером Лоденбахом. Сказал, что занимает номер семнадцать. Как видите, тут все сходится.
– Он ведь немец, не так ли?