Миша попыталась представить логику эксцентричного вора. Он пришел в дом Россетти вовсе не из-за снимка. Иначе подготовил бы подложную фотографию заранее, а не воспользовался бы страницей, вырванной из «Кикера».
Итак, вор появляется в квартире, чтобы забрать что-то важное. Год назад Миша думала, что это – ноутбук, впоследствии так никогда не найденный. Она думает так и сейчас. Возможно, было что-то еще, что интересовало вора. Папка с документами, диск – не имеет существенного значения. Нужные вещи найдены и изъяты, и тут вор замечает снимок, который, по его мнению, может изобличить – что-то или кого-то. Он сходу оценивает принцип компоновки стены (то, на что у Миши в спокойной обстановке ушло довольно много времени) и полностью повторяет ее при помощи манипуляций с журнальной страницей. Эта способность мгновенно просчитывать все возможные комбинации свойственна…
Карточным игрокам.
Вот я тебя и вычислила, Вернер Лоденбах. Вот я и поймала тебя, Айди.
Миша рассмеялась, но это был горький смех. До чего-то подобного она могла бы додуматься год назад, если бы не была так увлечена Ящерицей. Если бы не проклятая любовь, сделавшая ее глухой и слепой к элементарным доводам рассудка. К элементарному сопоставлению фактов – временных и пространственных. Когда Миша сидела в пентхаусе, оглушенная их первой ночью, Вернер, по его заверениям отправился на работу в свою фармацевтическую компанию.
Ту самую, название которой полицейский комиссар Нойманн даже не удосужилась узнать. Но был ли он там, на работе, или очередной раз сблефовал? Во всяком случае, в довольно точно установленный экспертами момент, когда произошло убийство Гвидо Россетти, Вернера рядом с Мишей не оказалось.
Она не обвиняет его в убийстве. Только в краже фотографии из дома, в который он никогда не заглядывал прежде. Он там не был, никогда, иначе знал бы об этой чертовой фотографии, которая провисела на чертовой стене целых два года!
В фотографии нет ничего настораживающего для непосвященного: просто девушка, просто экс-чемпион по стрельбе, просто бокалы с шампанским, просто Вернер с улыбкой заговорщика. Он не хотел, чтобы его связали с девушкой? Тогда это глупо – он сам рассказывал об этой девушке, он и пришел с ней – Вернер Лоденбах + 1. Он не хотел, чтобы его связали со стрелком? Тогда это глупо – всегда можно сослаться на случайность попадания в кадр. И он не отрицал, что был на том вечере и видел стрелка. В фотографии есть что-то, что превращает тщательно сконструированную реальность Вернера Лоденбаха в пыль.
Но что?
Все так же стоя у окна, Миша достала из кармана телефон и набрала номер. Это было не по правилам, не совсем по правилам: учитывая разницу в два часа, во Франкфурте – глубокая ночь, и лучше дождаться утра, чтобы совершить звонок. Именно так и поступила бы Миша, если бы находилась у себя в Германии. Но сейчас она была в России – самой неправильной (к сожалению или к счастью) в мире стране. И она не хотела ждать ни минуты.
Миша успела досчитать до двадцати, прежде, чем на том конце сняли трубку.
– Это я, Томас.
– Рад слышать, комиссар, – голос у Томаса был вовсе не радостный – сонный и недовольный. – Как вы там?
– Жду обледенения, но пока термометр показывает плюс двадцать один выше ноля.
– Там есть термометры?
– И даже «Харлей-Дэвидсоны». Мне нужно собрать сведения об одном человеке и как можно быстрее.
Наконец-то он оживился!
– Диктуйте имя.
– Катя Азимова. Возможно – Кати Азимофф. Русская модель. Около двух-трех лет назад работала в Европе. Найди по ней все, что сможешь.
– Постараюсь.
– И еще. Найди все, что есть, по Вернеру Лоденбаху.
– Лоденбах, ага. Тот самый мутный тип и промышленный шпион? – у Томаса оказалась хорошая память.
– Да.
– Мы снова в деле, шеф?
– Мы снова в деле.
Томас давно отключился, а она все думала об Айди. Не как о бывшем возлюбленном, который цинично использует женщин, а как о карточном игроке. Человек, мгновенно просчитывающий любые комбинации и умеющий блефовать, не мог так бездарно оказаться на прозекторском столе.
В любой реальности.
* * *
…С утра Мандарин вел себя странно.
Вернее, странности начались еще вечером, когда капитан Литовченко и полицейский комиссар Нойманн собрались в квартире Вересня, чтобы устроить очередной, второй по счету, «брэйнсторминг». Бенефициаром вечера был сам Вересень, принесший новые сведения о двух девушках – Кате Азимовой и артистке ТЮЗа Даниловой.
После ухода из злополучной коммуналки на Воскова, он успел еще заскочить в Театр Юного Зрителя, чтобы получить дополнительную информацию о пропавшей месяц назад Марине. Театральный сезон еще не начался, и в театре было не так уж много народу. А из тех, кто мог предоставить интересующую Вересня информацию (актеры, режиссеры, завлит, на худой конец – директор) – и вовсе никого. Это была лишь досадная остановка, незначительная помеха; в конце концов, разжившись здесь нужными адресами и телефонами, Вересень достал бы всех нужных ему людей в течение суток. Но эта остановка немного портила так удачно складывающийся день.
Скорее для проформы, он разговорился с вахтершей, охраняющей служебный вход в театр. Вахтерша представляла собой гремучую смесь из Перебейносихи, «Зой» и хорошо знакомого Вересню Цербера из бассейна Олимпийского резерва «Заря». Того самого, что вечно был недоволен «полосканием писек».
Гремучая смесь откликалась на имя Серафима Никифоровна, и Вересень отнесся к ней с крайним уважением и даже почтением, как будто СерНик была не простой вахтершей, а, как минимум, Чрезвычайным и Полномочным послом при ООН. Как показывал его предыдущий опыт, только таким способом можно укротить всех, без исключения, Серафим Никифоровных. Они поговорили о погоде (которая была, несомненно, хуже погоды тридцатилетней давности), и о театре (который был, несомненно, хуже театра тридцатилетней давности), – и лишь потом Вересень свернул на нужную ему тему.
– А что, Серафима Никифоровна, есть у вас в театре артистка Марина Данилова?
– Есть такая.
– И как? Хорошая?
– А никакая, – СерНик отличалась завидной лаконичностью.
– Вы ее видели на сцене?
– И без сцены все ясно.
– Да что вы говорите!
– А вот смотри. Бывает она здесь редко. С прошлой весны я ее раза четыре видела. Что это означает?
– Что?
– Что ролюшек у нее негусто. Стало быть, в репертуаре активно не занимают. Она девка интересная, красивая даже, а все равно ролей нет. Как актриса не тянет. Понимаешь?
– Может, палки в колеса вставляют таланту? Не дают развернуться?
– Нет. Кому талантливому палки в колеса вставляли, давно ушли. Сейчас-то есть куда. Кино, телевизор, сериалы всякие. Ну и в другой театр можно. И в антрепризу.