Эти государства доказали способность развивающихся стран к индустриализации и прогрессу. Кроме того, они продемонстрировали, что все эти достижения возможны только в условиях открытой капиталистической, а не изолированной от всего мира командной экономики. В последнее время многие экономисты указывают, что в странах, где произошло это «чудо», сохранялся значительный государственный контроль над экономикой, подразумевая тем самым, будто их успехи нельзя считать доказательством необходимости либерализма для динамичного развития. С первой частью этого тезиса нельзя не согласиться. В странах региона, первыми добившихся высоких темпов развития — Японии, Южной Корее и Тайване, — государство действительно активно вмешивалось в экономику, хотя во «втором эшелоне» стран, где случилось «экономическое чудо», — Индонезии, Малайзии и Таиланде, — движение вперед в меньшей степени сопровождалось таким вмешательством. В первой группе стран государство определяло направления инвестиций, регулировало деятельность банков, вкладывало капиталы в определенные отрасли промышленности и защищало их от иностранной конкуренции — в целом использовало весь арсенал методов государственного регулирования экономики. Специалисты Всемирного банка, давая общую оценку восточноазиатскому «чуду», отмечают: «В некоторых других странах использовались те же методы вмешательства, но успеха они не принесли; к тому же, как правило, их применение было более масштабным» [58] .
От других развивающихся стран азиатских «тигров» отличало то, что они целенаправленно стремились утвердить и гарантировать права собственности, создавая юридическую базу для защиты предпринимателей и обеспечения конкуренции, а также проводили стабильную кредитно-денежную политику и удерживали инфляцию на низком уровне. Для подготовки квалифицированных трудовых ресурсов, способных обеспечить развитие своих стран, было введено всеобщее образование. Поскольку государство взяло на себя ответственность за школьное обучение, а система высшего образования оставалась в частных руках, вузы гибко реагировали на текущие потребности экономики в специалистах.
В восточноазиатских странах были проведены реформы, призванные лишить традиционную элиту земель и привилегий, которые она некогда себе присвоила. Благодаря таким реформам все жители этих стран стали полноценными участниками экономической деятельности. Крестьяне могли без особых ограничений продавать излишки продукции, копить деньги и вкладывать их по своему усмотрению, в результате чего у них появилась заинтересованность в повышении эффективности сельского хозяйства. Рост производительности в аграрном секторе позволил обеспечить потребности этих стран в продуктах питания и одновременно высвободить трудовые ресурсы для промышленности, а повышение благосостояния крестьян привело к увеличению спроса на промышленные товары. Власти азиатских «тигров» сосредоточили основное внимание не на установлении минимального уровня зарплаты и регулировании рынка труда, а на мерах, стимулирующих создание новых рабочих мест. В результате большинство людей были обеспечены работой, а со временем, параллельно с ростом производительности труда, начали увеличиваться и зарплаты. В условиях спада работодатели имели право снижать зарплаты (поскольку товары, которые люди покупали на свой заработок, также дешевели), поэтому экономические кризисы во многих восточноазиатских странах не приводили к таким болезненным последствиям и резкому росту безработицы, как в других регионах.
В других развивающихся странах предпринимательскую инициативу связывают по рукам и ногам многочисленные правила и инструкции, а для того, чтобы основать новую фирму, необходимы лицензии и разрешения. Для восточноазиатских государств, напротив, характерна свобода предпринимательской деятельности. Граждане, у которых появились творческие идеи, могут создавать фирмы, не сталкиваясь с бюрократической волокитой, а их деятельность не страдает от многочисленных ограничений и регулирования цен. Гонконг продвинулся в этом направлении дальше остальных. Там человек может сначала открыть новое дело, а уже потом сообщить об этом властям и автоматически получить соответствующее разрешение. Подобная система очень важна: она не только открывает простор для инициативы, но и становится эффективным инструментом против коррупции, которая часто процветает именно там, где чиновник имеет право отказать в таком разрешении.
Хотя во многих восточноазиатских странах налоговые льготы и субсидии частному сектору распределяло государство, они, по сравнению с другими развивающимися странами, менее затронуты блатом, кумовством и засильем лоббистов; также им удалось избежать искушения выбрасывать деньги на помпезные и неэффективные «престижные» проекты. Вместо этого внимание сосредоточено на реальном развитии производства и удовлетворении насущных потребностей рынка. Ценообразование в этих государствах, по сравнению с другими развивающимися странами, в гораздо большей степени осуществляется на рыночной основе. В них не существует государственного контроля за ценами, порождающего диспропорции по отношению к расценкам на мировом рынке, поэтому инвестиции направляются туда, где они принесут максимальную отдачу, — в наиболее эффективные сектора экономики, где эти страны имеют конкурентные преимущества перед другими государствами.
В ходе дискуссий об экономической политике часто звучат требования, чтобы государство контролировало инвестиционные потоки, замедляя темпы роста и защищая уже существующие предприятия. Именно этого правительства азиатских стран стараются избегать: они считают способность успешно бороться с иностранными конкурентами одной из важнейших характеристик эффективного бизнеса. Японское правительство допускало даже банкротство крупных компаний, неспособных работать прибыльно, а в Южной Корее власти без сантиментов закрывали фирмы, чья продукция оказывалась неконкурентоспособной в условиях открытого рынка. Впрочем, такие же требования государство в этих странах предъявляет и к самому себе. Если рост субсидий и государственных расходов угрожает экономической стабильности, власти быстро сокращают свои обязательства, избегая тем самым бюджетного кризиса и раскручивания инфляции.
Самое же главное — эти страны исполнены решимости интегрироваться в мировую экономику. Их народное хозяйство в максимальной степени ориентировано на экспорт, а в большинстве восточноазиатских стран к тому же поощряются иностранные инвестиции. Чем больше доля торговли в объеме ВВП, тем выше в этих странах темпы экономического роста. В большинстве из них существовали тарифные барьеры, направленные против импорта, но это характерно для всех государств Азии, Африки и Южной Америки. Восточноазиатские «тигры» отличаются от других тем, что осуществляли подобную политику в меньших масштабах, чем другие развивающиеся страны, и отказывались от нее гораздо раньше. В то время как другие государства стремились к автаркии и избегали участия в международной торговле, страны Восточной Азии, наоборот, добивались «интернационализации» своей экономики. В 1960-х годах они взяли курс на поощрение экспорта, в том числе за счет отмены «разрешительного» режима и освобождения фирм-экспортеров и их поставщиков от уплаты импортных пошлин. Тарифы на ввоз машин, оборудования и прочих изделий, используемых в производстве, были значительно снижены. Согласно «индексу открытости», разработанному экономистами из Гарвардского университета Джеффри Саксом и Эндрю Уорнером, восточноазиатские «тигры» одними из первых среди развивающихся стран «распахнули двери» своей экономики — путем сокращения тарифов, упразднения квот, либерализации экспорта и отказа от регулирования валютных операций. Экономику Тайваня, Таиланда и Малайзии можно было признать «открытой» уже в 1963 году, Япония последовала их примеру годом позже, Южная Корея — в 1968 году, а Индонезия — в 1970-м. Гонконг проводит более либеральную экономическую политику, чем любая другая страна мира [59] .