Утверждения Наоми Кляйн и других авторов о том, что кризис свел на нет все предыдущие достижения восточноазиатских стран, — полная чушь. В одной из наиболее пострадавших стран — Южной Корее — ВВП на душу населения в пересчете на покупательную способность в 1998 году снизился до уровня 1995 года, но даже этот уровень был вдвое выше, чем в середине 80-х. К тому же всего через год, в 1999-м, ВВП Южной Кореи достиг рекордно высокого объема. Представители левых движений также чрезвычайно преувеличивали некоторые аспекты кризиса. Некоторые даже утверждали, что из-за него 50 миллионов индонезийцев оказались в абсолютной нищете (то есть их доход составил меньше доллара в день). Эта цифра вчетверо превышает число людей, временно оказавшихся в полной нищете по всей Юго-Восточной Азии. По официальным данным Всемирного банка, в 1999 году число жителей Индонезии, находящихся в таком положении, увеличилось меньше чем на миллион человек, а с тех пор ситуация в стране улучшилась [147] .
Чтобы не было кризисов…
Существует целый ряд методов, позволяющих избегать финансовых и валютных кризисов, но важнейший из них можно сформулировать одной фразой: государство должно проводить здоровую экономическую политику. Первыми свои накопления из страны, которой суждено пережить «бегство капитала», как правило, выводят ее собственные граждане, больше других «погруженные» в ситуацию и часто лучше всех знающие, какие экономические проблемы власти пытаются скрыть. Это позволяет предположить, что резкий всплеск недоверия к стране порождается реальными проблемами, а не незнанием ситуации или «цепной реакцией». Чтобы избежать кризиса, государство должно прежде всего контролировать собственный бюджет и инфляцию. Среди причин азиатского кризиса галопирующий бюджетный дефицит и высокая инфляция не фигурировали, но именно эти явления чаще и быстрее всего приводят к подрыву доверия к экономике страны.
Для государств с развивающейся рыночной экономикой самая важная задача долгосрочного порядка — это реформа правовых и финансовых институтов. Прежде чем «открывать» свою экономику для иностранных капиталов, подобные страны должны осуществить либерализацию внутренних финансовых рынков и торговой политики. В противном случае направленность потоков капитала будет дисгармонировать с потребностями рынка в целом, что приведет к инвестиционным диспропорциям. Систему надзора и регулирования на финансовом рынке необходимо перестроить, обеспечив в этом секторе конкуренцию. На смену коррупции и кумовству должны прийти верховенство закона и принцип максимальной отдачи от вложенного капитала. Поскольку в критической ситуации незнание реального положения дел нередко порождает панику, большое значение имеет надежность официальной информации и прозрачность сделок с участием как государства, так и частных корпораций (заметим, что правительства многих азиатских стран сознательно игнорировали этот принцип). Необходимо разработать систему объективной оценки кредитоспособности компаний и законодательство о банкротстве — во многих странах Азии эти инструменты также отсутствовали. Международное сообщество может предоставить стране рекомендации о способах укрепления ее финансового рынка. На международном уровне следует добиться координации систем бухгалтерской отчетности и страхования капиталов, а также заключить договоры о согласованных мерах, направленных на преодоление финансовых кризисов, — пока что в этой сфере существует разнобой.
Бесспорно, за либерализацией финансовых рынков порой действительно следуют финансовые кризисы. Причина этого, однако, заключается не в самой либерализации, а в отсутствии необходимых институтов, которые следовало создавать одновременно. Экономист Джагдиш Бхагвати — один из тех ученых, которые отмечают: если либерализация потоков капитала предшествует проведению других важных реформ, могут возникнуть серьезные проблемы. Чтобы этого избежать, по его мнению, следует не вводить контроль над движением капиталов, а сначала обеспечить политическую стабильность, свободу торговли и провести внутриэкономические реформы, например приватизацию, и уже после этого приступать к либерализации финансового рынка [148] . На практике, однако, либерализация финансовых рынков, будучи не столь уж сложной задачей, часто предшествует внутриэкономическим реформам, осуществление которых занимает больше времени и требует преодоления сопротивления групповых интересов. Немалую долю ответственности за подобное дерегулирование, проведенное без создания необходимых предпосылок, несет МВФ. Двое журналистов из Economist даже сравнили сторонников мобильности капитала из МВФ с недобросовестными торговцами из зоомагазина, с жаром расписывающими покупателю, сколько радости доставит ему собака, забывая при этом упомянуть, что ее необходимо кормить и выгуливать [149] .
Сегодня, правда, МВФ в своих рекомендациях уделяет больше внимания долгосрочным задачам по созданию нужных институтов, и правительства стран, которым эти советы адресованы, внимательнее к ним прислушиваются. Эти реформы, несомненно, важны, но они требуют долгой и кропотливой «черной» работы. Призывы к введению контроля над движением капиталов и «налога Тобина», будучи неверными по сути, способны показаться более легким и привлекательным способом решения проблемы, чем трудоемкий процесс постепенного формирования институтов. Впрочем, и ускоренные реформы подобного плана могут оказаться вполне целесообразными — речь идет, в частности, об упразднении контроля над валютным курсом. Кстати, сам Джеймс Тобин, автор идеи о введении налога, названного его именем, указывал на то, что именно фиксированный обменный курс стал, по всей вероятности, главной причиной азиатского кризиса [150] .
При фиксированном курсе валюта часто подвергается атакам спекулянтов. Как только в стране возникают экономические проблемы, порождающие подозрения о возможности скорой девальвации национальной валюты, или появляются признаки инфляционной политики, тут же возникает ощущение, что валютный курс завышен, то есть рыночные игроки решают, что государство ее переоценивает. При режиме фиксированного курса спекулянты могут заработать огромные деньги, получая займы в этой валюте, а затем продавая ее центральному банку страны. По кредитам они расплачиваются потом, когда государству уже пришлось девальвировать национальную валюту, понизив ее обменный курс, и это им обходится значительно дешевле. Завышенный обменный курс по сравнению с соотношением спроса и предложения и стоимостью данной валюты после вероятной девальвации фактически представляет собой косвенное субсидирование спекулянтов. Государство, по сути, само «покупает» себе валютный кризис. Неверное ценообразование несовместимо со свободным движением капитала; главное — установить, в чем корень зла: в неправильных ценах или «неправильном» движении капиталов. Спекулянт, продающий национальную валюту центральному банку, который готов платить за нее завышенную цену, по сути, поступает точно так же, как тысячи европейцев, выращивающих сахарную свеклу, потому что ЕС платит за нее больше, чем она стоит.