На другой день, выслушав доклад о результатах работы наружников, полковник Федорчук приказал снять наблюдение за узбеком.
— Уйдем от греха подальше, — объяснил он свое решение. — Следить за посольством, а фигурант там явно принят, мы без санкции прокурора не можем. А прокурор без совета с… — указательный палец полковника нацелился в потолок. — Короче, санкции нам не дадут. — Полковник развел руками. — Суверенитет-с, господа! Вот так! А о том, что Назарова надо взять под охрану, я доложу по команде.
После наружников Федорчук принял Грызлова, который подготовил справку на гражданина Узбекистана Назарова.
Федорчук прочитал справку. Снял очки. Положил их на стол. Потер большим пальцем правой руки брови. С возрастом они стали бурно куститься и волоски лезли в глаза.
— Так…
Грызлов напрягся.
— Так, Грызлов. Подал ты мне не справку, а авоську, набитую фактами, подвернувшимися под руку. Между тем, сколько вас учить? Справка должна выстраиваться так, чтобы укреплять определенную позицию. Нашу с тобой позицию, между прочим. Значит, в любом случае эта бумажка должна служить щитом для тех, кто ее составлял. Ты, Грызлов, просеки одно — и прими без обиды. То, что ты подготовил — это подтирка. Возьми и сам сомни, чтобы мне не тратить силы.
— Яков Алексеевич, — Грызлов обиженно взял листок, но мять его не стал. — Подскажите, что делать?
— Подскажу.
— Спасибо, Яков Алексеевич.
— Потом скажешь. А сейчас от тебя чего требуют? Справку. Ответь, для чего?
— Чтобы составить впечатление о человеке.
— Какое впечатление?
— Объективное, как я понимаю.
— Грызлов, что значит объективное впечатление? Ты можешь объяснить?
— Объективное, значит все как есть.
— Ты уверен, что кто-то всерьез интересуется тем, что есть на самом деле? Давай проиграем ситуацию. Кто этот Назаров? Первое, на что надо обратить внимание — он свалился на Москву как хрен с бугра. Зачем? С какой целью? Мы не знаем. И тут на него требуют объективку. Для нас с тобой — он темная лошадка. Приехал в столицу и сразу в Минатом. Зачем? Ты бы пошел туда? Думаю, нет. Значит, те, кому надо, хотят знать, что это за гусь — Назаров. Что он выложил Аркатову? Вопрос. Аркатов зашевелился, зашелестел. Значит, нечто серьезное. Информация пошла наверх. Объективку потребовали в Совет безопасности. По нашей бумажке там будут решать, верить Назарову или не верить. Теперь допустим, что все его сообщения окажутся туфтой. Провокацией.
— Так точно.
— Значит, и исходи из этого. Ты представитель федеральной службы безопасности. Так? Выходит, должен постоянно каждым словом напоминать всем, что опасность для государства существовала и существует. Если мы забудем об этом напоминать, то окажемся никому не нужными.
— Это понятно.
— Вот и находи такие слова, чтобы они настораживали. Ты сам отыскал в туркменских газетах сообщение, что три бандита, братья Мурад и Дурды Джумабаевы и Андрей Назаров, которые организовали побег из тюрьмы, в результате спецоперации были настигнуты в Каракумах и уничтожены. А Назаров на самом деле жив, хотя там, в Туркмении, стрелял. Так?
— Стрелял.
— Вот и пиши: «Социально опасен. Связан с преступными группировками. Прекрасно владеет оружием, пускает его в ход, не задумываясь».
— Но мы же не знаем, может, он задумывался?
— Грызлов, я кую из тебя чекиста, а тебя бросает в адвокаты.
— Нет, Яков Алексеевич, что вы.
— То-то. Теперь скажи, ты когда-нибудь в боевой обстановке стрелял после серьезных раздумий?
Грызлов в силу небольшого стажа в боевой обстановке еще не бывал, но напоминать об этом начальнику не счел нужным. Ответил коротко:
— Нет, не стрелял.
— Верно. Потому что в бою палят без раздумий. Это Госдума любит треп. Бой любит выстрелы. Теперь подумай, что держит тебя написать: «стреляет, не задумываясь»?
— Да ничего, собственно.
— Вот и пиши. Так, чтобы в случае чего мы могли сказать: для нас этот Назаров лошадка темная, о чем вам и доложено.
— Понял, сделаю.
Справку Грызлов переписал, и Федорчук отправился с ней к генералу Травину. Пока генерал знакомился с документом, Федорчук с тяжелым вздохом сказал:
— Если честно, Иван Артемьевич, не нравится мне этот тип. Надо бы сделать, чтобы он не встречался с членами правительства.
— У тебя что-то есть на него, кроме этой филькиной грамоты? — Травин потряс справкой.
— Достоверного не так много, но и то малое, что есть, настораживает. Он работал в Туркмении.
— Был связан со спецслужбами?
— Нет, не был. По характеру анархист. Бежал из зиндана. Увел с собой двух туркменских головорезов. Или они его увели с собой, точных сведений нет. Но нам лучше держаться того, что организатор побега он. Их пытались перехватить, но они разметали погоню и ушли в Узбекистан. Правда, официально Ашхабад поддерживает версию, что беглецов загнали в угол и ликвидировали. Хотя позже их видели в Бухаре, затем они растворились. И вот он в Москве. Кто даст гарантию, что у него на уме?
— Темная лошадка, ты хочешь сказать?
— Не буду грешить, но я люблю о тех, кем интересуюсь, знать все.
— Вот что, Федорчук, наше с тобой дело телячье. Подсказывать руководству решение мы еще можем, но если оно принято, надо выполнять. Справка дает ясное представление о человеке, вот и пусть решают, как быть с Назаровым те, кому это положено…
Кашкарбай во второй раз побывал на Ленинградском рынке и встретился с Максудом. Тот сообщил, что его люди пресекли попытку двух таджиков встретиться в Назаровым в поселке, где проживает его сестра. Исполнителям пришлось заплатить по сотне баксов.
Поблагодарив Максуда, Кашкарбай сверх ранее отданных трех сотен, вручил еще две.
Они попрощались, и Кашкарбай поехал в гостиницу «Восток», где, по его сведениям, остановился Абдужабар Хакимов. Они встретились в прокуренном и пропахшем чесноком двухместном номере. По обычаю вежливо поздоровались, хотя друг с другом до этого не встречались.
— Что привело вас к нам? — спросил Абдужабар после обмена приветствиями.
— В данном случае, господин Хакимов, я посланник. Обычное письмо от людей, которые стараются удержать вас от больших и неприятных ошибок.
— Похоже, ты меня хочешь испугать?
— Я ничего не хочу. Мое дело передать, что советуют вам те, кто послал меня сюда.
— А если я пошлю и тебя, и людей, которых ты представляешь, подальше, чем они есть сейчас?
Кашкарбай скривил губы в ехидной улыбке:
— Твое пузо, Абдужабар, надутое как воздушный шар, очень нежная штука. Если шар проткнуть, ты станешь в два раза меньше размером, и амбиции твои сразу исчезнут. Так что давай говорить, будто твое брюхо уже сдулось…