Человек и «медведь», стоявшие сначала спиной к ней, развернулись, и фальшивый «зверь» заковылял к Сесилии. Ее сердце гулко стучало. Она открыла сумочку в отчаянной попытке найти хоть что-нибудь, чем можно было бы занять свои глаза. Там обнаружились только чековая книжка и блокнот в кожаном переплете, подаренный ей Джаспером на Рождество, куда она, чтобы порадовать мальчика, аккуратно переписала все скопившиеся за долгую жизнь адреса и телефоны. Возможно, внук своим подарком спас ей жизнь. Едва она успела водрузить на нос очки, «медведь» подошел к ней, встал рядом и начал кривляться, выпрашивая подачку, так же, как он делал прежде, досаждая женщине в конце вагона. Сесилия открыла маленькую красную книжечку и сразу же увидела имя Блич-Палмер. Строчки расплывались перед ее глазами, сердце продолжало тревожно стучать.
«Хищник» ворчал и рычал, а его жертва медленно переворачивала страницу за страницей, тщательно изучая каждую, как будто там было что-то очень занимательное. Она была решительно настроена ни в коем случае не поднимать глаза, чтобы, не дай бог, не посмотреть на этого «медведя». Остальные пассажиры делали вид, что ничего не замечают. Миссис Дарн их не винила, ведь она и сама вела себя точно так же, когда приставали к ним, и тоже не пришла им на помощь. Даже если «зверь» нападет на нее, скорее всего, никто не вмешается. Ее руки начали дрожать, а затем дрожь постепенно распространилась на все тело. «Медведь» положил «лапу» ей на колено.
Сесилия даже не вскрикнула. Позже она сама себе удивлялась: как ей удалось сдержаться, учитывая то, как колотилось ее сердце. Через твид юбки, нижнюю юбку, отделанную натуральным шелковым кружевом, и чулок она чувствовала эту отвратительную горячую волосатую лапу. Испуганная женщина замерла и даже перестала переворачивать страницы, но глаз так и не подняла. Она чувствовала это прикосновение кожей, а его тяжесть – чуть ли не костью.
Женщина так и не поняла, испытал ли вожатый «медведя» сочувствие к ней или ему просто все окончательно наскучило. Но вместо того, чтобы дернуть «зверя» за поводок, он внезапно со всей силы ударил его по голове, и тот повалился на спину, задрав вверх грязные подошвы «лап». Сесилия так сильно сжала кулаки, что ее ногти впились в ладони. «Хищник» начал приподниматься, а поезд как раз подошел к станции «Сент-Джонс-вуд».
К этому времени миссис Дарн позабыла, что боялась пройти мимо «медведя», нажать кнопку и выйти из вагона. Сейчас она готова была столкнуть со своего пути любого – неважно, медведя, удава, ротвейлера или саблезубого тигра. Она смело переступила через «лапу» валявшегося на полу «зверя». Его товарищ утробно захохотал. Но женщина, лишь сильнее прижав к себе пакет и сумочку, подошла к дверям. Те открылись – кто-то из стоявших на платформе нажал кнопку. Сесилия вышла. В глазах у нее стоял туман, все вокруг казалось нечетким, и только через несколько томительных секунд она сообразила, что очки до сих пор находятся у нее на носу.
Поезд тронулся и отъехал от станции, унося с собой вожатого и его «медведя». По телу миссис Дарн пробежала судорога, она опустилась на одну из серых скамеек, чтобы успокоить дыхание, и вдруг расплакалась.
Вечеринка в честь дня рождения Бьенвиды очень удивила бы Сесилию, если бы ее, конечно, туда пригласили. По окончании праздника для одноклассников девочки, состоявшегося во второй половине дня, в семь вечера началось застолье для взрослых, причем с участием Джаспера и самой виновницы торжества. Никто так и не заметил, как Бьенвида, бывшая больше бабушкиной внучкой, чем маминой дочкой, поднялась в их квартиру на втором этаже и переоделась в комбинезончик, чтобы не испачкать свое белое платье из органзы, купленное в секонд-хэнде благотворительной организации «Оксфэм» [17] . Для своего возраста она была высокой девочкой, худенькой, с темными кудрявыми волосами, тонкими чертами лица и шальными ирландскими глазами. Старший брат Бьенвиды, Джаспер, с самого начала отказался наряжаться и остался в джинсах и клетчатой рубашке, в которых обычно ходил в школу, так и не удостоившейся в тот день его посещения.
Вместе со взрослыми появились бутылки с вином. Часть из них принес Джед, другие, с «Божоле нуво», купил Питер, а еще пару притащил нынешний Тинин бойфренд, работавший в винном магазине «Грог-Блоссом». Никто из детей не соблазнился тортом, который Тина по глупости сделала с фруктами и орехами вместо крема, и его в конце концов съели взрослые.
Был приятный теплый вечер. Алые сполохи заката достигали даже восточного края горизонта. Джарвис поставил раскладной стол на террасе, где прежде собирались ученицы, чтобы сделать групповое фото класса в конце учебного года. За стол уселись Питер Блич-Палмер, Джей Россини, Том, Алиса, тот самый Билли, работавший в «Грог-Блоссом», Тина и сам Джарвис.
У их ног расстилался газон, теперь совершенно одичавший, заросший лютиками, одуванчиками и розовым кукушкиным цветом. Если бы не железнодорожные пути, могло создаться впечатление, что дом находится где-то за городом, поскольку кроны деревьев скрывали от глаз соседние здания. В их ветвях чирикали гнездящиеся там птички. В этом естественном заповеднике в недрах Лондона птиц жило больше, чем в ином деревенском саду, и даже крики ястреба в сарае не отпугивали их. Сами поезда, то и дело проносящиеся из Лондона в Стэнмор и обратно, едва мелькали серебристыми тенями в листве, но вот их нескончаемый грохот создавал постоянный звуковой фон.
Погода стояла безветренная, и можно было зажечь свечи, не боясь, что их задует. В наступающих сумерках Тина в сине-зеленом платье из индийского хлопка и бусах из кораллов и афганской бирюзы, инкрустированных серебром, зажгла желтые восковые свечи, поставив их на блюдца. Как только занялись язычки пламени, от свечей начал распространяться тяжелый сандаловый запах. Но он не мог отогнать мошкару, прилетевшую на свет и вьющуюся вокруг огня. Питер принес гитару, и они с Томом заиграли. Тина и Билли начали танцевать, а Джарвис пригласил Алису, но та лишь улыбнулась и помотала головой. Она уже чувствовала себя связанной с Томом и не хотела танцевать ни с кем, кроме него.
Детей за столом давно уже не было. Детская железная дорога, та самая, от которой хозяина дома много лет назад в день самоубийства деда отвлекло материнское горе, стояла на полу в кабинете младшего шестого класса на верхнем этаже. Джарвис сказал Джасперу, что тот может играть с ней, когда и сколько захочет. Он и сам иногда продолжал играть с дорогой. Хотя его юный кузен смутно понимал, что предложение весьма щедрое, он считал себя слишком взрослым для подобных игрушек. Впрочем, в тот вечер он все-таки поднялся в класс, чувствуя, что должен как-то показать Джарвису, что оценил его жест.