Бьенвида и сама прекрасно умела читать, тем не менее она ужасно любила, когда брат читал вслух. Сейчас Джаспер читал книжку, найденную под кроватью матери, с той стороны, где спал Дэниэл Корн, – это был «Граф Окстьерн» Донатьена Альфонса Франсуа маркиза де Сада. Рассмотрев картинку на обложке, они решили, что это – книжка о вампирах.
Итак, они услышали дверной звонок и то, что кто-то пошел открывать. Судя по звуку шагов, это была Алиса. Из раздевалки не очень хорошо было слышно, о чем говорят у порога или в вестибюле. Джаспер глотнул «Люкозейда» и продолжил чтение.
Наконец кто-то вошел в дом. Джаспер услышал голос Алисы. Прозвучало имя Тины. Потом заговорил мужчина, и он узнал голос Акселя Джонаса. Мальчик мгновенно умолк, ему показалось, будто его кости внезапно размякли, а ноги стали мягкими, словно масло.
Том ждал ее в билетном зале станции «Хаммерсмит». Он хотел, чтобы они поиграли там с часок, поэтому захватил Алисину скрипку. Он просто протянул ей инструмент так, словно они обо всем заранее договорились.
Алиса была возмущена тем, что он посмел это сделать. Она восприняла его поведение как попытку предъявить на нее права собственности. Представила, как Мюррей зашел в ее комнату, открыл шкаф в поисках скрипки, трогал ее вещи, копался в них, пока не обнаружил инструмент, а потом таскал скрипку с собой, клал на грязный пол подземки, рядом с курткой Питера и своим собственным футляром для флейты. Ее возмутило предположение Тома, что она просто не хочет больше играть в метро.
– Зачем я тебе вообще нужна? – спросила скрипачка. – Все равно мы ничего не заработаем. Разве что на обратный билет.
– Раньше тебе нравилось.
– Знаешь, не то чтобы мне это нравилось, просто нечем было больше заниматься.
Они шли и продолжали ругаться. Алиса думала, что ее друг должен найти настоящую работу, но вслух этого не говорила. Однако она все же намекнула, что ей бы не понравилось, если бы кто-нибудь из сотрудников адвокатской конторы увидел ее музицирующей в метро. Том на это лишь расхохотался:
– Ты стала вдруг такой чопорной, дорогая!
Алиса терпеть не могла, когда ее называли «дорогой». Именно так отец иногда обращался к матери. Скрипачка всегда считала это словом собственника, хозяйским словом, используемым исключительно для жен или невест, а кроме того, ужасно старомодным. Но она опять промолчала, и ей подумалось, что накопилось множество вещей, которые она не решается сказать Тому, причем их количество постоянно возрастает. А ведь когда они с ним встретились, Алиса рассказывала ему все…
Она поступила так, как он хотел, и пошла за ним в подземный переход. Использовать скрипичный футляр для сбора подаяний казалось ей недостойным, даже кощунственным, но флейтист ободряюще кивнул, и подруга поставила футляр у ног. В переходе было темно, грязно, а когда она нагнулась, то увидела, что пол покрыт пятнами машинного масла. Отовсюду слышалось эхо шагов.
– Сейчас я тебе объясню, почему это самое подходящее место для того, чтобы играть, – сказал Мюррей. – Женщины боятся здесь ходить, но когда видят нас, успокаиваются, начинают чувствовать себя увереннее и их благодарность выражается в более щедрой плате.
Только вот никаких женщин вокруг не было. Мимо них шли одни только молодые мужчины, которые делали вид, что Алисы и Тома вообще не существует, словно они двое растворились в окружающем пейзаже, став чем-то вроде цементных опор или облупившихся стен. Прошло уже довольно много времени, а в скрипичном футляре по-прежнему лежала всего лишь одна одинокая монетка. Присмотревшись, скрипачка обнаружила, что это – голландский гульден.
Она никогда не верила, что можно опознать руку: все мужские руки похожи одна на другую. Но та единственная рука, которая опустила монету в скрипичный футляр, показалась ей знакомой: левая рука с обручальным кольцом на пальце.
Том пел песни о любви. После арии из «Фальстафа» последовала «Ein Mádchen oder Weibchen» из «Волшебной флейты». Его партнерша подняла глаза, и смычок замер в ее руке. Мужчина, бросивший монетку, уходил. На его спине виднелись ремешки «кенгуру» для переноски ребенка. Это был Майк.
Алисе показалось, что ее сердце остановилось. Она поняла, что оно все-таки бьется только тогда, когда в груди прорезалось какое-то странное чувство, похожее на тошноту. Муж ее даже не заметил. Может быть, он кинул монетку в футляр просто потому, что всегда давал деньги уличным музыкантам? Она не знала. Алиса вообще не очень хорошо знала Майка.
Куда он идет? Что делает в Хаммерсмите? Она жадно смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. На секунду она почувствовала облегчение от того, что не увидела Кэтрин, но оно тут же сменилось непреодолимым желанием побежать за ним и взглянуть на свою дочь.
Том прекратил петь.
– Что случилось с моим аккомпаниатором? – спросил он.
Надо бы ему рассказать…
– Ничего, – ответила Алиса.
Майк ушел, стихло даже эхо его шагов. Наверное, у него сейчас отпуск и он отправился навестить какого-нибудь знакомого с работы.
– Уйдем отсюда, – попросила молодая женщина.
– Но мы же всего двадцать минут как пришли!
– Это дурное место. Никто не собирается нам ничего давать. Пойдем лучше домой.
В поезде флейтист взял ее за руку:
– Тебя что-то расстроило. Что случилось, дорогая?
– Я больше не хочу играть в метро. Никогда, – сказала Алиса. – И нигде. Это мне вредит. С каждым разом я играю все хуже.
– А когда-то ты говорила, что это – твоя стихия.
Мюррей разозлился на нее, и, вернувшись домой, они разошлись по своим комнатам. Алиса пыталась выкинуть из головы встречу с Майком и сосредоточиться на Брюсселе, на том, как она поедет туда учиться, заработав достаточно денег. Потом она перешла к мыслям о Томе. Деньги, которые она зарабатывала, должны были пойти и на оплату его последнего курса в университете. Она отправится в Брюссель, а он – получать диплом о высшем образовании. Сама того не сознавая, скрипачка рассматривала свой заработок как возможность откупиться от Тома, как своего рода выходное пособие по завершении романа.
Когда прозвенел дверной звонок, она сначала не собиралась спускаться вниз. Наверняка в доме был еще кто-то. Может быть, Джарвис и, несомненно, Тина и ее дети. В конце концов, в бывшем кабинете директора дверной звонок можно и не услышать. Но в дверь позвонили еще, и Алиса подумала, как случалось уже неоднократно, когда она слышала дверной звонок: «Это Майк. Он пришел за мной». Быстрое воображение нарисовало ей мужа, узнавшего ее в переходе и проследовавшего за ней до самого дома.
Хотела ли она, чтобы он пришел? Исходя из какой-то извращенной логики, Алиса чувствовала себя уязвленной тем, что Майк больше не интересовался ею, пусть даже она первой оставила его. От него не было ни письма, ни телефонного звонка, вообще ничего. Ее очень задевало это равнодушие, равное ее собственному равнодушию по отношению к нему. Хуже всего было то, что сегодня вечером он прошел совсем близко и не узнал ни ее саму, ни ее манеру игры, ни руки, ни фигуру, ни склоненную голову.