– Я у него спрошу.
И Айрис спросила. Конечно, сначала было Рождество. Наши дети к тому моменту уже были достаточно взрослыми, чтобы понять, что их ждет в эту ночь, и они просто взбесились от счастья и ожидания подарков. Я, в свою очередь, нацепив белую бороду и нарядившись в красный халат жены, подложив вату в нужные места, бесконечно долго просидел на лестнице рядом с мешком подарков, ожидая, когда дети наконец лягут спать. Не думаю, что Надин действительно спала в ту ночь. Я переложил подарки в ее чулок в пять часов утра, а она в восторге смотрела на меня, не подозревая, что Санта-Клаус – всего лишь ее переодетый отец. Я мог бы без конца рассказывать о том Рождестве, когда мы с Айрис радовались и были счастливы не меньше, чем наши дети, но не стану. Я перейду к Айвору, который зашел к нам на следующий день и принес подарки.
«Наверное, можно вам рассказать», – так сказал он несколько недель назад. Тогда появление Надин помешало ему, и мы сами забыли об этом разговоре.
– Все в полном порядке, – так он начал сейчас, потом прибавил: – В полном порядке. Джульетта навещала их с тех пор, как Дермот вышел из больницы. Они с Филоменой подружились.
– С Филоменой? Ты хочешь сказать, что вы поддерживаете такие отношения?
– Не знаю, что ты имеешь в виду под «такими отношениями», Айрис. В наше время люди обычно называют друг друга по имени, разве ты не заметила? Джульетта однажды предложила мне пойти вместе с ней, и я не нашел повода для отказа. Они хотели меня видеть. Все было очень мило и дружелюбно, и я, теперь уже можно это сказать, испытал большое облегчение.
И Айвор рассказал, на что ушло довольно много времени. Сначала, когда Джульетта предложила пойти и навестить Филомену Линч и увидеть Дермота, он отказался. Ни за что, ответил он, об этом и речи быть не может. Но они не питают к тебе никаких враждебных чувств, заметила Джульетта. Он спросил у нее, как много им известно.
– Дермот рассказал Шону, когда ты впервые обратился к нему с той просьбой, – ответила она. – Не думаю, что Филомена знает. Они бы ничего ей не рассказали, боясь, что она будет шокирована, и так бы и случилось, Айвор. Она старомодна и глубоко религиозна, к тому же ревностная католичка. Но Шон знал с самого начала. Он рассказывал, как они с братом смеялись над твоим предложением.
Все это произошло прошлым летом, когда Айвор все еще осознавал, какая над ним нависла опасность, поэтому он не смог сдержать дрожи в руках. Шон должен был знать об этом, продолжала Джульетта, поскольку Дермот хотел взять у него пистолет. Это правда, что Шон купил оружие в Варшаве, – продавец всеми способами старался достать американские доллары или английские фунты, чтобы удрать из страны. Но он приобрел оружие не как сувенир, и, как оказалось, причина этой покупки была не такой невинной. Шон уже был замешан в криминальных историях, именно поэтому полицейские допрашивали его после убийства Сэнди Кэкстона. Когда Айвор дошел до этого места своего повествования, у Айрис вырвался крик ужаса.
– Я думаю, ты сошел с ума!
Мой шурин пожал плечами.
– Подожди, дослушай до конца.
– Хуже уже и быть не может.
Джульетта рассказала Айвору, что Дермот живет на такое правительственное пособие, которое теперь называется «пенсией по инвалидности», но тогда называлось иначе. Он никогда больше не сможет работать. Теперь его мать убирает где-то подъезды, а Шон устроился строителем, но он работает от случая к случаю, и часто случалось так, что он безвылазно сидел дома неделями. Именно это заставило Айвора передумать. По крайней мере, так он тогда сказал. Ну, он ведь был английским джентльменом, а английские джентльмены добры к беднякам. Они участвуют в благотворительных акциях в пользу низших классов и раздают милостыню нищим.
– Я полагаю, мне следует что-нибудь для них сделать, – заявил Айвор.
Джульетта его полностью в этом поддерживала, сказав ему, что она втайне надеялась, что он произнесет именно эти слова.
На следующий день она позвонила миссис Линч, и они вместе пошли на Уильям-Кросс-Корт. Должно быть, Айвор отметил контраст между этим визитом и прошлым. Тогда он крался по лестнице, прячась от посторонних глаз; теперь он отправился туда в качестве почетного гостя. Был конец июля и начало летних каникул в парламенте. Уильям-Кросс-Корт, который он мысленно назвал трущобами, выглядел довольно мило при свете солнца, с цветами на некоторых балконах и на аккуратных цветочных клумбах Вестминстерского совета. Газоны ярко зеленели, не было видно ни единого сорняка.
– Полагаю, ты считал, – заметила Айрис, – что это придает всему респектабельность.
– Собственно говоря, именно так я и подумал.
Вот тут у меня мелькнула мысль о том, что бы произошло, если бы я не заметил их с Джульеттой в тот вечер на Уорвик-авеню. Например, если бы я не простоял минуты две, опираясь на перила и любуясь каналом и огнями. Как бы тогда поступил Айвор? Решил бы, что «наверное, можно, вам сообщить», или не сказал бы ни слова об этом посещении Линчей и о том, что последовало за этим, пока не грянула бы катастрофа – если бы она грянула? Думаю, нет. Но я задержался и увидел его, и теперь все это вышло на свет.
Шон Линч открыл дверь. Айвор сказал, что не мог поверить своим глазам, когда этот человек – этот каменщик, или кем он там был, этот бывший преступник, этот подозреваемый в убийстве его друга – положил руку на плечо Джульетты и поцеловал ее в щеку.
– Я к этому не сразу привык, – сообщил он и потом прибавил, хотя эти слова мне показались совсем уж невероятными: – Конечно, теперь все иначе. Я почему-то думал, что он обратится к ней «мисс Киз». Я думал, что все они будет вести себя с большим почтением.
– Когда ты начнешь жить в реальном мире, Айвор? – Айрис была в ярости. – Эти люди, вероятно, прикидывают, как тебя шантажировать.
– Нет, – ответил он каким-то странным, мечтательным голосом. – Нет, это неправда. Все не так. Филомена была полна благоговения. Наверное, вы назвали бы это уважением. Она все твердила, что не может поверить, что я действительно пришел к ней домой. Член парламента, повторяла она, министр короны.
– Боже мой, – пробормотала Айрис. – Я не верю. Мне все это снится.
– Это было ужасно, – продолжал ее брат, – видеть Дермота. Я помню его веселым, жизнерадостным парнем, из тех, на кого можно подумать, что они не слишком-то умны, потому что он постоянно что-то изображал руками. Он жестикулировал всегда, воздевал руки, хлопал в ладоши, щелкал пальцами. Теперь руки не подчиняются ему. Теперь он может только шаркать по квартире. Его речь – ну, ты знаешь, как разговаривает Далек [8] или зомби. Потом Джульетта объяснила мне, что у него не действует какая-то часть мозга.
Миссис Линч в тот первый раз угостила их чаем с тортом, который назвала «Мистер Киплинг». В это первое совместное чаепитие она много говорила о тортах «Мистер Киплинг» и о том, какие они вкусные, хотя и не идут ни в какое сравнение с какими-то тортами «Кунзль», которые были в моде, когда она была девочкой. Шон все время перебивал мать, замечая, что это никого не интересует и мистер Тэшем подумает, что она плохо воспитана. Они тогда еще называли его мистер Тэшем, но в его следующий визит все изменилось. Шея Дермота была обмотана полотенцем, чтобы защитить одежду, пока он ел свой торт. Он размазал шоколадную глазурь по всему лицу, и Филомене пришлось принести мокрую салфетку, чтобы умыть сына. По-видимому, он не узнал Айвора, что было для моего шурина облегчением. По дороге туда он все время думал об этом, пытаясь скрыть беспокойство от Джульетты, представлял себе, как он вскочит, пелена спадет с глаз Дермота, а возможно, и с его разума, и он разоблачит виновного во всех своих страданиях. Пока Айвор ел торт и пил красно-коричневый чай, он понял – как я полагаю, одновременно испытывая ужас и жалость, – что Дермот никогда так не сделает. Этот человек находился в другом мире, и там его поглотило забвение и немота.