А Лева стал пропадать вечерами. Однажды в субботу вообще ночевать не пришел… Правда, позвонил, предупредил Сашу, чтобы не волновалась. А она все равно ночь не спала. Тревожно на душе было. С утра подскочила, поехала к Катьке Прокопович на дачу. А куда еще — с тревогами-то? Больше и некуда…
Катька встретила, как всегда, искренней радостью. Оглядела всю с ног до головы:
— А ты посвежела, смотри, за лето… Выглядишь прилично, шустренько так. Молодец. А я, наоборот, постарела…
— Да брось, Кать! С чего ты взяла?
— Да ладно. Ты есть хочешь?
— Конечно, хочу. А Коля где? Что-то его не видно.
— А нету Коли… Опять говорит, работы много.
— Что, и в воскресенье?
— Ну да… Он так говорит. Все работает, работает… Знаешь, от него в последнее время ремонтом пахнет.
— Чем?!
— Ремонтом. Ну, красками всякими, клеем обойным…
— Может, халтурит?
— Что, тайно от меня? А смысл? Нет… Он бы сказал. Да и какие халтуры, вроде мы голодом не сидим, оба хорошо зарабатываем.
— А может, у тебя запахи-галлюцинации? А что, бывает же. У него действительно работы много, а ты ждешь, нервничаешь, и у тебя на нервной почве… Вот как у меня, например. Когда сильно перенервничаю или долго в стрессе нахожусь, начинает запах мокрых окурков преследовать. Точно знаю, что в квартире ни одной сигареты нет, тем более мокрой, а запах преследует! Я даже у врача спрашивала, что это такое. А она мне сказала — нервничайте меньше, держите себя в руках. Так, мол, и до невроза недалеко. Может, и у тебя так же?
— Да ладно, Сань. Ладно, не будем об этом, а то зареву еще. Ой, как же хорошо, что ты приехала — совсем одиночества не переношу! А хочешь, по грибы пойдем?
— Хочу!
— А потом баню истопим, хочешь?
— Хочу! Я все хочу, Кать… Знаешь, я так благодарна судьбе, что ты у меня есть… Как ангел-хранитель. Я всегда рядом с тобой чувствую себя немного ребенком, который приехал под родительский кров, где выслушают, обласкают, напоят и накормят…
— Ага, и в бане вымоют, и в лесу выгуляют. Эх, Сашка, Сашка, глупая ты… Это же счастье, когда есть о ком заботиться. А мужичков своих почему не привезла?
— А мужички разбежались кто куда. Младшой на море уехал, а старшой, похоже, загулял… Дома не ночевал сегодня…
— А, вот оно в чем дело. А я смотрю, ты вроде как наизнанку вывернутая зашла.
— Ты же, наоборот, сказала, что хорошо выгляжу!
— Нет, выглядишь действительно хорошо. А в глазах испуг. Теперь понятно что к чему. Ничего, не боись, Санька, как говорила Фаина Раневская, все у нас еще спереди! Нет, а как ты хотела? Лёвка же мужик! Считай, двойной опыт семейной жизни через себя пропустил! Того и гляди, по третьему разу двинет… И вообще, не трясись заранее! Живи пока, наслаждайся покоем.
— Ага… Покой, сама знаешь, нам только снится… Похоже, кончился мой покой.
— Как хоть ее зовут-то, эту третью, не знаешь?
— Не-а…
Хотя вскоре выяснилось, как ее, третью, зовут. Наташка. Просто — Наташка…
Она ей сразу не понравилась. Вот не понравилась, и все! Никогда подобного не испытывала — чтоб с первого взгляда, и такая неприязнь. И разочарование. И досада. И полное отторжение.
И Мушке она тоже не понравилась. Ну, Мушке-то из солидарности, понятно. Прижалась к ее ноге, выплеснула на гостью свое первое собачье впечатление — р-р-р, нга-нга-нга… Даже завидно Мушке, какой с нее спрос.
Нет, ну что за вид у девушки, а? Хоть бы в зеркало не себя глянула, прежде чем в дом заявиться! А одежка… Боже ж ты мой, что на ней надето! И вроде на хиппи не тянет… Да и где они сейчас, хиппи? Все уж давно на пенсии. А эта… Нет, эта не хиппи, эта еще хуже. И откуда, интересно, такое барахлишко выкопала, это ж еще постараться надо было! Старые джинсы, растянутый свитер, на ногах не обувь, а недоразумение текстильно-тряпочное, да плюс маленький рюкзачок за плечами. И ладно хоть бы рюкзачок-сумочка был, а то ведь нет, обыкновенная брезентуха. Оно понятно — студентка, наверное, или приезжая, и мамы под боком нет, и денег тоже нет, чтобы прилично одеться. Но себя-то прибрать как-то можно! Причесочку соорудить, лицо приличием обиходить… Такое чувство, что это лицо отродясь ни крема не знало, ни косметики. Утром умылась холодной водицей, волосы в конский хвост затянула, котомку брезентовую за плечи кинула и — вперед… Пошла в день юная последовательница всероссийской мымры Людмилы Прокопьевны, такая же скукоженная, как старый рваный башмак…
Опасливые мысли пронеслись в голове Саши за те секунды, пока они все стояли в прихожей, глядели друг на друга. Наверное, видуха у нее сейчас еще та… — подумала про себя Саша. — Не припудренная лицемерием гостеприимства. А эти стоят у дверей, улыбаются оба. И Лева улыбается, и девушка Наташка. Действительно — Наташка… С какого боку ни глянь, все равно на девчонку-малолетку похожа. Худющая, острые плечи-мослы торчат, с одного плеча свитер свалился, и даже бретелька лифчика на положенном месте не присутствует. Не носит она его, что ли? Складывать в лифчик нечего? И где он эту Наташку откопал, интересно… Понятно бы, убогий парняга был, а то ведь при всех делах, при красоте да подтянутости, да не без интеллекта в синих красивых глазах…
Да уж, неисповедимы твои парадигмы, доктор Фрейд. Нам, простым теткам и матерям, этого не понять. Остается только принять за данность. Эх, сынок, сынок.
Однако руки у сынка устроились на острых плечиках вполне уютно, будто там всегда и были. Странная композиция получилась, будто Лева ребенка за плечи обнимает. Улыбнулся, подтолкнул девицу к Саше, проговорил весело:
— Мам, хватит уже пристрастия, время для допустимой визуализации истекло еще десять секунд назад! Познакомься, это Наташка!
— Да, да… Очень приятно, Наташа. Меня зовут Александра Борисовна. Проходите, чувствуйте себя как дома. Чаю хотите?
— Мам, какой чай… Мы голодные, как несчастные сироты! А супчик мало-мальский хотя бы есть?
— Ну почему — мало-мальский… Борщ есть. Правда, вчерашний. Разогреть?
— А то! Наташка, борщ будешь?
— Конечно, буду! Еще спрашиваешь! А где можно руки помыть? Ой, как у вас в ванной красиво… Левка, а где твоя комната? Вот эта? О, да у тебя тут классно…
Она слушала из кухни Наташкины восклицания, вздыхала про себя — как же так вышло, сынок… С Ариной ты был Левой, с Ладой — Левушкой, а теперь, значит, до Левки скатился. Явный регресс, однако. Она, значит, Наташка, а ты, стало быть, Левка. Прекрасно. Высокие, высокие отношения.
Сели обедать. Саша налила в тарелку борща, поставила перед гостьей. Зачерпнула было из плошки сметану, хотела добавить к борщу… Но девица вдруг выставила вперед маленькую ладошку, проговорила тихо, на вдохе, внимательно глядя в тарелку: