– Нельзя, – сказал он резче, в голосе прозвучала обида, что я крупнее, а руки толще. – Туда нельзя.
– Ты чего такой грубый? – спросил я.
Он хохотнул.
– Это я грубый? Да ты не видел еще грубых!
– Ребята, – сказал я, – я иду в храм. Просто иду в храм. Вы поняли?
Он рассмеялся.
– Да? А мы уж подумали, что перепутал с таверной. Туда нельзя, говорю еще раз, если не расслышал сразу.
– В таверну?
Расхохотались уже все четверо, первый объяснил:
– В таверну можно и нужно. Тебе особенно, вид у тебя… похмельный. Даже очень.
Я спросил:
– А в храм нельзя?
Они переглянулись, продолжая хохотать, первый сказал с сожалением:
– Увы, нельзя. Хотя не понимаю, почему…
Второй нахмурился и сказал предостерегающе:
– Придержи язык, Митволь.
– Молчу, – ответил Митволь смиренно и посоветовал мне уже строже: – Поворачивайся и топай обратно. Сейчас в храме обряд освящения. По древнейшему обычаю.
Я сказал понимающе:
– Ну да, это человека в жертву?.. Глиноеда, надеюсь? Я видел, как приехали шаманы.
Самый молчаливый из них буркнул:
– Не своих же… Ладно, иди, не мешай.
– Вы мне тоже мешаете, – сказал я.
И, не давая им опомниться, сделал еще шаг, преодолевая сразу две широкие ступеньки, а кулак уже рванулся в челюсть Митволя. Его швырнуло на стену, а я уже бил жестоко и без всякой жалости остальных. Двух пришлось вырубить очень грубо, даже не знаю, очухаются ли, но время дорого, последнего оглушил тяжелым ударом в лоб, а затем с силой ударил этим же лбом в ворота.
Затрещало, створки дрогнули, и хотя явно открываются изнутри, но грубой силе уступают даже вещи. Страж влетел вовнутрь и растянулся во весь рост, раскинув руки и ноги, как пловец, закончивший дистанцию.
Внутри храм сделан грубо и зримо, в стенах нарочито оставлены необработанные выступы, тем самым подчеркивается мощь строителей, вырубивших в сплошном камне такую пещеру.
Вдоль стен жарко пылают огни десятка светильников, а на противоположном от меня конце на каменной плите лежит на спине обнаженная женщина, руки и ноги связаны широкими кожаными ремнями. Над нею нараспев читают мантры двое шаманов в рогатых шапках. У одного в руках большая чаша из темного дерева, у другого – каменный нож.
За спинами жрецов явно недавно установленный деревянный столб с раскрашенной кровью жуткой оскаленной мордой демона. Для нас – уродливый демон, для них – прекрасный и жестокий бог войны и побед. Десяток кочевников в неподвижности красиво преклонили колени перед идолом.
Ни один из шаманов не повел в мою сторону даже бровью, но кочевники тут же подхватились и с готовностью бросились на меня, на ходу выхватывая ножи, мечи, топоры. Я торопливо выстрелил в бегущего на меня могучего толстяка с безумными глазами. Стрела ударила ему в живот, исчезла, тут же вскрикнул и согнулся в поясе бегущий за ним следом.
Я выстрелил чуть вправо, еще раз – влево, увернулся от меча, отпрыгнул от удара кинжалом другого, выстрелил еще раз, остальных жестоко бил арбалетом, с его весом он может быть и молотом, а острые края рассекают плоть почище тяжелого топора.
Когда рядом не осталось этих крепких и злых, я подхватил из рук падающего замертво варвара его гигантский боевой топор, шаманы в испуге отпрянули, а я со свирепым наслаждением шарахнул со всей дури по столбу с оскаленной мордой.
Тяжелый топор перерубил основание идола почти до половины. Я налег на рукоять, она выдержала, а столб заскрипел и переломился. Шаманы отпрыгнули еще дальше, я торопливо размахнулся и швырнул топор, как плоский камешек над водой, в выбежавших из глубины пещеры воинов.
Женщина вскрикнула:
– Рич, освободи меня!
– Я для того и пришел… дорогая, – ответил я браво.
– Я Юдженильда, ты меня помнишь?
– Чего бы тогда пришел? – удивился я. – Ни один мужчина тебя не забудет.
– Правда?..
Я заверил:
– А если увидит в таком виде, вообще…
Первый выстрел, судя по всему, сразил и вообще разнес того массивного толстяка, затем стрела, пройдя навылет, убила или тяжело ранила еще двоих. Плюс по два-три убитых болтами справа и слева, прекрасная скорострельность, а про убойную силу уже молчу, сам ошарашен…
Юдженильда смотрела на меня радостными блестящими глазами. Я вытащил нож, намереваясь разрезать ремни, но из соседнего небольшого зала выбежали с дикими криками полуголые кочевники.
– Подожди пока, – сказал я и добавил просто необходимое в подобных случаях: – Только никуда не уходи, хорошо?
Ножом, кулаком и ногами я разбросал их, оставив стонущими и ползающими на полу, вернулся к жертве. Юдженильда пыталась поднять голову, но ремень на шее с силой тянул обратно и бил ее затылком о камень.
– Молодец, – сказал я ободряюще, – ты настоящая женщина. И фигура у тебя великолепная.
– Правда? – спросила она польщенно. Тут же глаза ее округлились, вскрикнула: – Сзади!
Из-за колонны выскочил гигант с двуручным топором. Я с наслаждением ударил его в живот. Варвар был настолько уверен в своем могучем замахе, что даже не напряг мышцы. Мой кулак пробил до хребта, там сочно хрустнули и сминались, разрывая ткань и нервы, острые позвонки.
Тут же, реагируя на топот за спиной, я ударил ногой, и хотя не смотрел, но там был задушенный вопль и грохот падения тяжелого тела. Еще двое набежали с поднятым оружием, я развел руки в стороны и ударил, напрягая мышцы. Обоих перевернуло, как на перекладине, на каменный пол шлепнулись, словно выдернутые на берег одуревшие рыбины.
– Слева! – прокричала Юдженильда.
– Спасибо, – ответил я бодро. – Мы с тобой прекрасная пара…
– Еще! – закричала она в страхе.
Я обернулся, встретил прямым ударом в лицо еще одного отважного, а из того же зальца снова выбежали воины.
– Размножаются там, что ли, – предположил я. – Вегетативным путем, надеюсь.
– Каким-каким? – спросила она заинтересованно.
– Ты еще слишком невинная, – отрезал я, – чтобы знать такие непристойности. Сперва на бабочках поучись…
– Как скажешь, Рич.
– Но все равно, – сказал я, – отсюда лучше убраться.
Она охнула, когда я, разрезав ремень, держащий ее голову, подхватил на плечо и побежал к выходу. За нами гнались, у самого выхода настигли, я чувствовал их за спиной так, словно видел, и, развернувшись, сшиб сразу двух связанными ногами Юдженильды, еще двух отправил на пол кулаком и мощным пинком.