Книга представляла собой сборник методов соблазнения женщин, составленный предположительно мастером пикапа, и, как выяснилось, существовало даже онлайн-сообщество читателей сего труда, в котором они обменивались «полезными советами».
У нас обеих возникло такое чувство, будто мы раскопали некий мистический — и недобрый — мир мужских махинаций.
Все, чем занимались и парень, с которым встречалась моя подруга, и Дэвид, было взято прямо из этого гнусного пикап-опуса: игнорируй ее, воздерживайся от комплиментов или отпускай комплимент так, чтобы он переставал быть таковым, к примеру: «Мне нравится, что ты красива, но не модельной красотой» . В сущности, эта схема учила мужчин, как занять контролирующую позицию во взаимодействии, стараясь вызвать в женщине неуверенность, и вопросами о том, что́ она может ему предложить, поставить ее в положение торговки, продающей себя мужчине.
Рациональной частью своего ума я сознавала, что эти методы могут эффективно работать в краткосрочной перспективе, но при продолжительном контакте они лишь раздразнят эго женщины, и стратегия ударит по самому стратегу. И все же было очень неприятно понимать, что некоторые мужчины подходят к «отношениям» всего лишь как к игре.
Моя подруга отважилась тайком попутешествовать по этому онлайн-сообществу и была настолько оскорблена прочитанным, что решила опубликовать на сайте следующее сообщение: «Эй, придурки, вам тут звонили из „Подземелий драконов“ [4] — они требуют своих игроков обратно!» Мы посмеялись над этой ее выходкой… но рассталась ли она со своим бойфрендом? Нет. К сожалению, эта стратегия действительно укрепляет позиции мужчины.
Дэвид и его единомышленники-манипуляторы вызывали у меня презрение. Однако я не могла выразить его какой-нибудь едкой репликой или развернуться и уйти прочь, как сделала бы, встретив Дэвида в баре. Я — психотерапевт. Мне положено помогать людям. Я знала, что для качественной терапии полагается прибегать к эмпатии… Вот только никакой эмпатии я не ощущала.
Я понимала, что мне необходимо контролировать свой контрперенос — так на психологическом жаргоне называется персональная реакция психотерапевта. Психотерапевт должен сознавать, какие из его личных проблем подвергаются провокации в процессе общения, чтобы не реагировать на проблемы пациента собственными. Иными словами, во время сеанса я должна осознавать, что здесь — мое, а что — пациента, ибо у всех терапевтов есть свои комплексы, которые способен вытащить наружу пациент. Как и любой терапевт, я должна понимать эту разницу и постоянно ее отслеживать.
Оставшееся от сеанса с Дэвидом время я потратила на определение его сексуального статуса — это стандартный оценочный инструмент первого сеанса, который обеспечивает моментальный снимок (или, скорее, мини-фильм) самого недавнего сексуального взаимодействия. Я хотела знать, кто выступил инициатором секса, какого рода прелюдия имела место, какие применялись позиции, какова плотность визуального контакта и какие мысли и эмоции переживал Дэвид. Я также расспросила его о занятиях мастурбацией и конкретном образном содержании его фантазий.
Я обнаружила, что из сексуального поведения мужчины можно выявить огромное количество информации о его личности и эмоциональных потребностях. Я могу получить представление о его способности любить, самооценке, уровне амбициозности, личной силе и даже о проблемах, берущих начало в его детстве . Секс — это микрокосм «я».
Поначалу мне было немного неловко задавать такие вопросы. Я испытывала некоторое смущение даже тогда, когда меня называли секс-терапевтом. Я избрала для себя изучение сексуальности с аналитической точки зрения, но благодаря моему консервативному воспитанию живописная прямота, необходимая для обсуждения секса, по-прежнему легко вгоняла меня в краску.
К примеру, я обнаружила, что избегаю слова «трахаться», говоря вместо него «заниматься любовью». И не потому, что у меня вызывала чувство дискомфорта собственная сексуальность; дело в том, что я была воспитана в обстановке и этикете американского Юга. Мы просто так разговариваем — вежливыми эвфемизмами. Моя мама всегда напоминала мне, что важно «вести себя как леди» и что я происхожу из рода очень приличных и добродетельных женщин — таких, которые даже посуду моют в длинных платьях и жемчугах.
* * *
Когда Дэвид ушел, я провела предварительную оценку. Мне казалось, что, несмотря на браваду, его реакции были отягощены застенчивостью, страхами и склонностью к соперничеству.
Для меня препятствием к терапии Дэвида было то, что этот стиль личных контактов стал частью его индивидуальности, а когда патология пациента становится важной стороной его личности, ему очень трудно вносить в нее какие-то изменения.
Я оценивала свои шансы усилить в нем способность к инсайту как невысокие, но видела одну возможную лазейку: теперь ему было мало просто распутства — обычного источника гордыни. Он сознавал, что хочет ощущать любовь, — просто он не вполне понимал, что это такое. Я хотела помочь Дэвиду прийти к этому пониманию, так что мне нужно было взять паузу и поразмыслить о моих собственных отношениях с любовью .
В то время я считала, что очень хорошо знакома с этим понятием. У меня разворачивался непрекращающийся грандиозный роман с любовью. Да, я любила мужчин, но по-настоящему моя верность принадлежала самой любви . С годами я развила в себе способность культивировать эйфорию романтической любви. Этот навык я всячески оттачивала и вполне успешно привлекала к себе мужчин — не благодаря своей внешности или уму, но потому, что они тоже хотят чувствовать себя опьяненными любовью.
Я могла создать ощущение любви в любой момент и практически к любому человеку. А уже оказавшись в этом состоянии, я легко верила, что ни у одного мужчины не может возникнуть в отношении меня недобрых намерений. Ведь я полуосознанно проецировала определенную ауру невинности, которая обычно возбуждала в мужчине инстинкты защитника и кормильца. Наша с Дэвидом встреча один на один была сродни встрече Дон Жуана и Поллианны [5] .
* * *
Когда мы с Дэвидом встретились снова, я вернулась к его вопросу, так и оставшемуся без ответа.
— Итак, — сказала я, — вас интересует, способны ли вы любить?..
— Думаю, да.
— Вы продолжали размышлять о том, почему вас это интересует?
— Может быть, потому, что я саботирую все отношения, изменяя своим подругам с женщинами, к которым не хочу привязываться; с женщинами, в которых я ни за что не смог бы влюбиться. Это странно?
— А вы считаете, что это странно?
— Странно то, что, пусть я даже равнодушен к ним, я все равно сравниваю их со своей подругой.