Блин приосанился. Он уже давно решил отвалить, и тут все неожиданно сложилось, как он хотел.
— Ну, это обсудим, — Художник присел напротив неге на стул. — Вот только слова свои по поводу Хоши надо бы обратно взять. Нехорошо так.
— Ах, обратно, — Блин задумался.
— Надо.
Блин засопел.
А Художник начал действовать. Из рукава рукоятка финки скользнула в ладонь. Рывок вперед. И острие вошло в грудь. Прямо в сердце Блина.
Тот всхрапнул, качнулся, откинулся, дернулся и закатил глаза. У него изо рта пошла кровь.
Художник посмотрел на остальных:
— Возражения есть?
— Ну ты быстрый, — прошептал Башня зло…
— Сиди спокойно. Не суетись, — напутствовал хозяина квартиры Влад, уютно устроившийся в мягком кресле из черного кожзаменителя и положив ноги на телефонный столик. В этой позе он живо напоминал шерифа-громилу из американских боевиков.
— Что будет? Что будет? — не переставал причитать Леха, сидя на пуфике и раскачиваясь из стороны в сторону. — Они меня убьют.
— Не убьют, — отмахнулся Гурьянов. — Будешь вести себя тихо — не убьют.
— Вы их не знаете.
— А ты знаешь?
Лехино лицо передернуло. И во взгляде его были отчаяние и паника.
— Все Вика… Зачем я с ней связался? Чтобы за удовольствие так платить. Да провались она, тварь тощая, — Леха всхлипнул. — Ну за что? Почему я?
— Правильно, почему ты, — кивнул Гурьянов. — Всю жизнь жил как у Христа за пазухой. Стриг купюры. Жрал икру, пил мартини, мял баб. И ни за кого, ни за что не отвечал. А тут дошло до проверки на вшивость. Пришли к тебе, надавили чуток, и ты лапки с готовностью кверху — всех уже продавать и предавать готов, лишь бы снова оставили в покое и ты бы опять жрал, пил, мял баб.
— Почему вы меня все время оскорбляете?
— Потому что ты предатель и трус, Лешенька. И с тобой не то что в разведку, а тараканов травить не пойдешь…
— Почему я родился в этой дремучей, дерьмовой стране? Почему на меня все это свалилось? Почему? — все ныл и ныл Леха.
— По кочану, — зевнул Влад.
— Все из-за шлюхи этой… Ох, Вика, — по сто пятому разу завел Леха.
Гурьянов органически не переваривал предателей. И само слово «предательство» вызывало у него физическое отвращение. Вместе с тем так уж получалось, что довелось ему жить во времена, когда предательство стало флагом, когда предатели научились читать мораль и доказывать, что предательство — это хорошо, и оттого ненавидел их Гурьянов еще больше. Какие только причудливые лики не принимало предательство в последние годы. Оно было и явным, когда в органах власти и в ключевых точках засела откровенная агентура или, в крайнем случае, агенты влияния стратегических противников державы. Оно было и дурацким, трудно объяснимым, вытекавшим из внутренней тяги человека к предательству. Да, все плохо. Но есть Служба. Есть «Буран». Есть такие, как Влад, привыкший жить по справедливости и чести. Значит, не все потеряно…
— Звони. И не трясись, — Гурьянов передал Леше трубку. — Говори нормально, чтобы они не насторожились, — он нащелкал на аппарате номер. — Поехали… Спокойнее, Леша.
На третий звонок послышался голос уже знакомого Виктора.
— Это Алексей.
— Леха, браток. Ну, как?
— Она здесь… В ванной.
— Значит, так. Задержи ее. Башкой ответишь, если уйдет. Слов на ветер не бросаем…
— Я понимаю.
— Жди… Ду-ду — гудки.
Леха отбросил трубку, будто змею, и снова закачался из стороны в сторону, как раввин на службе.
— Что будет?
— А будет то — ты откроешь дверь. Вежливо улыбнешься. Пропустишь их в квартиру, — инструктировал Гурьянов. — А потом — не путайся под ногами.
— Да, да…
— Возьми игрушку. Пригодится, — Гурьянов протянул Владу свой пистолет — единственное их оружие. — Контролируешь с лестничной площадки. Если чего — бей на поражение.
— Ты один справишься? — с сомнением спросил Влад.
— А ты сомневаешься?
Влад кисло улыбнулся. Полковник — последний человек на земле, в котором он бы сомневался. Да вот только захваты так не проводятся. Сколько захватов и задержаний провел Влад — не сосчитать. Для захвата нужно несколько человек — сечь подходы, отходы. Во всяком случае бойцов надо больше, чем преступников. Иначе начинается русская народная игра — стенка на стенку. Правда, нет такой стены, которую не разнес бы Гурьянов. А они сейчас не от конторы работают, так что по правилам не получится. Они — два вольных мстителя Шервудских лесов.
Вдруг Владу на миг стало дурно — в какую же историю он ввязался. Но назад пути уже не было. И вообще другого пути у него не было. Он сжал рукоятку пистолета и произнес как можно беззаботнее:
— Решено.
На лестничной клетке он присел на подоконник и стал наблюдать за стоянкой перед домом.
Они приехали через полчаса на скромных «Жигулях». Двое парней — сверху черт разберешь, но похожи на тех, которых сбивчиво, глотая слова, описал Леха.
— Гости, — произнес Влад в рацию. — Двое. Оба идут к вам.
— Понял, — в квартире Гурьянов поднялся с дивана. — Жду с нетерпением, — он поставил рацию на буфет, размял пальцы, как перед игрой на гитаре. Привычно накатили дрожь и волнение, как всегда перед началом активных действий, и они сразу перешли в какую-то волну силы, готовой вырваться наружу. Вдох, четыре выдоха. Сердце бьется медленнее. Тренировки саморегуляции — с этого начиналось обучение в отряде «Буран».
А Влад сидел на подоконнике. Через прутья лестницы внизу он видел, как раздвинулись двери лифта и эти двое направились уверенно к двери Лехиного жилища. Один — повыше, в замшевой просторной куртке, нажал на звонок.
Дверь начала открываться. Влад оторвался от подоконника, вытащил пистолет, спрятав его под ветровкой, и пошел вниз по ступенькам.
Леха открыл дверь.
— Ну, — спросил «замшевый».
— Она… — Леха запнулся, отступая. — Она…
Гурьянов стоял в стороне от двери и был скрыт от гостей.
Все шло по плану. Но вдруг Леха отпрянул и взвизгнул:
— Я не виноват! Это они!
Влад ринулся вниз.
И началось.
«Замшевый» выдернул из-за пазухи руку и выстрелил.
Гурьянов ударил ногой по двери, и дверь врезала по руке стрелявшего, так что выстрел прошел мимо. Потом снова распахнул дверь и вдернул «замшевого» в прихожую.
Напарник «замшевого» увидел Влада, ринувшегося вниз, и выбросил вперед руку с пистолетом, которую держал за пазухой просторного свитера.