— Ты видишь другие выходы? — спросил мрачно Художник. — Надо с ним кончать.
— Но дядя Леша, — покачал головой Шайтан. — Наш же…
— Был наш.
Шайтан еще раз подбросил шарик, потом швырнул его точно в блюдо, и шарик устроился там еще одной виноградиной, об которую, впрочем, легко обломать зубы.
— Не, Художник, так не по совести.
— Шайтан, он продаст нас. Я знаю. Ты не веришь? Шайтан поморщился недовольно:
— Не правильно это.
— Правильно, не правильно, — махнул рукой Художник. — Потом разбирать будем. Сейчас время терять нельзя.
— Когда ты хочешь?
— Медлить нельзя..
— Как его найти-то? Я ему и вчера, и сегодня звонил. Мобильник не отвечает. Дома трубку никто не берет.
— Может, его уже взяли? — задумчиво произнес Шайтан.
— Нет. Не должны были. Будем искать, — Художник пододвинул к себе телефон. Набрал номер:
— Галка? Что делаешь?.. Неважно. Встретиться надо. Какой через три часа! Немедленно!
Через полчаса они встретились на улице рядом со стоянкой туристических автобусов. Галка была в короткой норковой шубе, пушистой лисьей шапке, приехала на красном «Опеле». Выглядела она на уровне, хоть и ощущалась некоторая потрепанность жизнью, которая бывает у валютных шлюх.
— Привет, — сказал Художник, по-братски чмокая ее в щеку. — Как у тебя, ласточка?
— Отлично, — кивнула она.
— Давно дядю Лешу видела?
— Вчера. Он к Натахе на хату завалился с авоськой, полной бутылок. Сказал: «Девочки, я здесь, чтобы устроить вам праздник». Устроил. Надрался как свинья. И ронял все время слезу.
— Чего так?
— Говорит, устал, смерть свою чувствует.
— С чего это? — удивился Художник.
— Белая горячка.
— Что же ты его не расслабила?
— А, вас всех расслаблять, — поморщилась Галка. — Много вас таких.
Художник кивнул. Потом развернул ее к себе лицом и хлестнул ладонью по щеке.
— Ты забылась, сука. Кто мы и кто ты… Она испуганно посмотрела на него. И поспешно воскликнула:
— Ну ты что, Художник? Я же шучу!
— Где он сейчас?
— У Натахи. У нее выходной. И она его ублажает.
— Сможешь вытащить его по телефону к себе?
— Попытаюсь. А как?
— Не знаю. Уговори… Договорись встретиться в городе. Посадишь в машину. Потом остановишься и выйдешь из салона. Поняла, ласточка?
— Молодец, — он поцеловал ее.
Галка встретилась с дядей Лешей у памятника Гагарину. Старый милиционер немножко протрезвел. Она поцеловала его и потащила к машине.
Он сел на переднее сиденье. Тут подошел Художник и устроился сзади.
— Привет, дядя Леша.
Он посмотрел на Художника и бросил:
— Здоров, коль не шутишь.
Шайтан распахнул дверь со стороны водителя:
— Вали, Галка. Нам поговорить надо.
— Но как…
— Я сказал — вали.
Она нерешительно вышла из машины и пошла к остановке автобуса. Обернулась — в ее глазах была боль. Подняла руку, остановив такси.
— Проедемся, — сказал Художник.
— А что, пожар? — спросил дядя Леша.
— Потолкуем.
— А сам позвонить не мог? Зачем Галку прислал?
— Мы тебя не могли найти. А поговорить срочно надо, — пояснил Художник. — Есть новости кое-какие.
— Ну что ж не потолковать, — с грустным пониманием произнес дядя Леша. И весь как-то обмяк.
Они выехали за город. Художник боялся, что дядя Леша наделает глупостей. Но тот сидел равнодушно. Они перебросились только несколькими словечками. Разговор не клеился.
«Опель» остановился. Рядом были те самые Бровинские болота.
Художник распахнул дверцу, морозный воздух защипал щеки, но не кусаче, а бодряще.
— Зря вы так, — дядя Леша окончательно протрезвел. Руки его немножко тряслись. — Зря.
— Бурнуса арестовали. Калача арестовали. Они поплыли, — оправдываясь, произнес Художник. — Тебя сломают, дядя Леша… Сломают.
— Эх, Художник. Я сколько раз тебя вытаскивал. Ты же мне жизнью обязан,
— По обязательствам в наши времена платят только дураки, — пожал плечами Художник, стараясь не встречаться взглядами с дядей Лешей.
— Да, — кивнул тот.
В старом менте сейчас был не страх, а какая-то глубоко засевшая грусть. И разочарование. Он произнес:
— А я тебя, можно сказать, любил. Наверное, как сына.
— Дядя Леша, не дави на слезу.
— Художник, давай его в Мексику отправим, — предложил неожиданно Шайтан. — Недорого обойдется-то.
— Нет. Это не решение… Выходи из машины. Дядя Леша неспешно вышел и пошел по снегу. Легкие ботинки погружались в пушистый снег. Он ощущал, что ему в затылок смотрят. Остановился, обернулся.
Художник подошел к нему, держа руку под своим дорогим .кашемировым пальто, и встал напротив.
— Чего медлишь? — спросил дядя Леша.
— Извини, дядя Леша, — Художник вскинул руку. Щелкнул выстрел…
— Киска нужна, чтобы развлечься, — объяснил Муха подвалившей к его машине крепкой, с цепкими глазами, полноватой даме лет сорока.
— На ночь? — осведомилась она, глядя на хлюпкого мужичонку в стильном костюме, сидевшего за рулем новенькой «Вольво».
— Ну не на день же.
— Сорок, — сказала бандерша. — Зелени. Она верховодила на точке недавно и о Мухе еще не была наслышана.
— Подойдет.
— Выбирайте, — она повернулась и крикнула:
— Девочки. Девочки выстроились в шеренгу, как на плацу. Зрелище было фантастическое — шеренга шлюх на центральной московской улице. Во взглядах многих была мольба. Клиент означал, что будут деньги. Будет чем расплатиться за жилье. Будет, на что надраться виски и прикупить шмоток. И сходить в кабак. В отличие от дорогих офисных и гостиничных шлюх, этим девахам, которые понаехали с Украины, Молдовы и черт-те откуда, не нужны массажеры, салоны и дорогая косметика. Их запросы куда скромнее — прежде всего вырваться из мутного, беспросветного, серого, нищего мира, окружавшего их дома. Их, как мотыльков, тянули огни Москвы. И многие из них, как мотыльки, сгорали здесь.
— Поглядим, — Муха вылез из машины. Одна из шлюх ему подмигнула — с ней они были в прошлый раз. Но он скользнул по ней равнодушным взглядом. И выбрал черноволосую, с царапиной на губе, девушку.